Пробуждение

Мы вышли на мыс. Это был полицейский катер, вроде тех, на которых ходят охотинспектора – они раньше проверяли нас как положено, не храним ли мы мертвую рыбу, есть ли у нас разрешение на ловлю, – обычная проверка.

Катер замедлил ход и приблизился к мосткам. Дэвид уже был там, я решила предоставить ему общение с незнакомцами, он разбирался в таких делах. Я вернулась в дом и встала у окна. Но Анна из любопытства спустилась к ним.

Там было двое полицейских или, вероятно, охотинспекторов, в обычной одежде; третий был светловолосый, вероятно, Клод из деревни, и еще четвертый, постарше, похожий на Поля. Было странно, что на катере оказался Поль: если бы он собирался навестить нас, то приплыл бы в своей лодке. Дэвид пожал всем руки, и они столпились на мостках, разговаривая вполголоса. Дэвид сунул руку в карман, за разрешением; затем он почесал шею, выражая беспокойство. По тропинке от нужника к ним подошел Джо, и разговор возобновился; Анна повернула голову в мою сторону.

Затем я увидела, как Дэвид поспешно поднимается по лестнице, шагая через две ступеньки. Сетчатая дверь хлопнула за ним.

– Нашли твоего отца, – произнес он, тяжело дыша после подъема.

Он прищурился, как бы в знак сочувствия.

Дверь хлопнула снова, вошла Анна; он приобнял ее, и они стали буравить меня взглядами, как и за ужином.

– Ох, – сказала я, – где?

– Какие-то американцы нашли его в озере. Они рыбачили, зацепили его случайно; узнать его было нельзя, но там один старик по имени Поль как-то там говорит, что знает тебя, он опознал одежду. Они решили, он упал с утеса или что-то такое, у него проломлен череп.

Задрипанный волшебник из универмага достает моего отца из ниоткуда, словно чучело кролика из шляпы.

– Где? – спросила я.

– Это ужасно, – сказала Анна. – Мне так жаль.

– Они не знают, где это случилось, – ответил Дэвид. – Его, наверно, отнесло течением; у него на шее была камера, здоровая такая. Они думают, ее вес удерживал его под водой, иначе его нашли бы раньше.

В его глазах промелькнуло злорадство.

Это было умно с его стороны – догадаться насчет пропавшей камеры, поскольку я ничего им не говорила. Должно быть, он быстро соображал, раз смог придумать все это на ходу: я знала, что он лжет, он делал это, желая поквитаться со мной.

– Они у тебя спрашивали лицензию на рыбную ловлю? – спросила я.

– Нет, – ответил он, изображая удивление. – Хочешь поговорить с ними?

Это был риск, он должен был все хорошенько просчитать, я бы разоблачила его вранье. Может, он этого и добивался, может, задумал устроить такой розыгрыш. Я решила притвориться, будто верю ему, и посмотреть, как он покажет себя.

– Нет, – отказалась я. – Скажи им, я слишком расстроена. Поговорю завтра с Полем, когда мы вернемся в деревню, насчет распоряжений. – Так это называлось, распоряжения. – Он бы хотел, чтобы его похоронили здесь.

Убедительные детали; если Дэвид умел выдумывать, то я тоже – прочла достаточно детективных историй. Следователи, эксцентричные затворники, выращивающие орхидеи, проницательные пожилые леди с синими волосами, девушки с выкидными ножичками и фонариками – у них все сходилось. «Но не в реальной жизни, – хотелось мне сказать им, – вы перехитрили сами себя».

Они с Анной переглянулись: они решили сделать мне больно.

– Ладно, – кивнул он.

Анна начала:

– Не лучше ли тебе… – и не договорила.

Они спустились обратно по лестнице, разочарованные, – их ловушка не сработала.

Я вошла в другую комнату и достала из-под матраса альбомы. Было еще достаточно светло, но я, закрыв глаза, ощупала обложки кончиками пальцев. Один альбом был тяжелее и теплее; я подняла его и бросила на кровать, чтобы он раскрылся. Там меня ждал мамин подарок, я могла посмотреть.

В альбоме были мои первые люди, с волосами, торчащими из головы как лучи или трава, и солнца с лицами, но сам подарок был на вырванной странице, с надорванным краем, с фигурками, нарисованными мелками. Слева была женщина с круглым, как луна, животом: внутри нее сидел младенец, глядя наружу. Напротив нее был мужчина с рогами, как у коровы, и колючим хвостом.

Это был мой рисунок, я его нарисовала. Младенец изображал меня до рождения, а мужчина был Богом, я его нарисовала, когда брат узнал зимой о Дьяволе и Боге: если Дьяволу полагались хвост и рога, Богу они тоже были нужны – они давали силу.

Такой смысл я вложила в рисунки тогда, но теперь их первоначальный смысл был утрачен, как и смысл наскальной живописи. Это были мои проводники, она сберегла их для меня, пиктограммы, я должна была понять их новый смысл с помощью обретенной силы. Боги, их подобие: увидеть их в истинном облике означает смерть. Пока ты человек; но после преображения к ним можно подступиться. Сперва мне нужно погрузиться в другой язык.

Вибрация катера, удаляющегося. Я вложила страницу обратно в альбом и убрала его под матрас. Топот остальных по холму, я осталась в комнате.