Пробуждение мёртвых богов 2

Восьмой час[16] объявили совсем недавно. В попине «Жареный петух» одиноко сидел парень лет двадцати пяти в матросской одежде и потягивал кислое пиво. Посетителей было мало, поэтому девушка, зашедшая в попину, сразу обратила на себя внимание. Трудно было решить кто она – девчонка из бедных предместий, или богатая патрицианка в поисках приключений, с ног до головы закутанная в коричневую накидку-паллу[17].

Без колебаний она подошла к столику, за которым сидел матрос:

– Ты Спурий? – резко спросила она.

– Да, Спурий, – подтвердил парень, пытаясь получше разглядеть незнакомку.

– Ты прибыл из Константинополя, ждёшь легионера Марка, чтобы передать ему пакет и получить вознаграждение в три солида?

– Точно… – парень замялся, не зная, как обратиться к незнакомке: почтительным «госпожа» или простецким «сестрёнка».

– Я подруга Марка. Он задерживается в Риме и не сможет прийти, попросил меня найти тебя и забрать пакет. Вот твои солиды, – монеты зазвенели по столу, а накидка-палла на секунду распахнулась у плеч, открывая шею, увитую ожерельем.

– Но… я ждал самого Марка…

– Ещё раз говорю, он не придёт. Он рассказал, как тебя зовут, откуда ты, передал деньги. У тебя есть сомнения?

– Н-нет… В конце концов, это ваши дела, – он сгрёб монеты, спрятал на поясе.

– Вот и молодец. Пойди, выпей хорошего вина, а не этой дряни, в какой-нибудь корчме поприличнее. Вот, тебе на вино, – она положила на стол несколько серебряных монет, – иди.

Матрос пожал плечами и покинул попину. Девушка, спрятав в складках паллы пакет, тоже оставила это мрачноватое заведение.

* * *

Ближе к вечеру в старом парке на набережной Тибра встретились двое парней. Один, помоложе и покрепче, в одежде легионера, и второй, постарше, в костюме матроса.

– Как всё прошло? За пакетом приходили? – спросил легионер, слегка волнуясь.

– Да. Почти сразу после восьмого часа пришла девушка, закутанная в паллу. Её можно было принять и за сбежавшую из дома патрицианку, дочь знатных родителей, и за плебейку из предместья. Впрочем, больше она походила всё же на девчонку с окраины, старательно изображавшую знатную даму. Хотя… ладно, неважно. Она назвала моё имя, рассказала про пакет и про то, что ты попросил её прийти вместо себя, – матрос усмехнулся, – потом выложила обещанные три солида, забрала пакет, и велела найти таверну поприличнее, даже серебра дала, чтоб я побыстрее убрался!

– Всё понятно, – грустно сказал легионер, – спасибо тебе, Спурий, ты отработал на славу. Гонорар за этот спектакль тебя устроил?

– О, да, конечно! Это мой самый отличный гонорар за годы лицедейства!

– Одежду матроса тоже оставь себе, пригодится в других пьесках.

– Спасибо, друг! Хочу спросить, ты выяснил всё, что хотел, я помог тебе?

– Да, дружище, я с твоей помощью выяснил всё. Кое-кто из моих знакомых оказался не тем, за кого себя выдавал, но зато близкие друзья остались вне подозрений…

– Ну, тогда прощай, легионер!

– Прощай, комедиант! Да, скажи мне ещё, просто для подтверждения, чтоб я уже точно знал всё до мелочей… Ты говоришь, на девушке было ожерелье, ты разглядел его?

– Подробно – нет. Но оно было необычное, и не думаю, что таких ожерелий у наших девчонок много.

– Я тоже так думаю, – горько усмехнулся легионер, – я сам покупал его для этой девчонки. Серебряные виноградные ветви, переплетённые с цветами. Жаль, что так получилось…

– Мне тоже жаль, друг. Но на ней было другое ожерелье: золотое, с разноцветными кораллами. Очень красивое…

ГЛАВА XVI. СЫН ИМПЕРАТОРА

Марк сидел в углу комнаты на втором этаже харчевни «Четыре цесарки». Его сознание словно раскололось надвое. Он почти наяву видел дрянную попину, комедианта, изображающего матроса за столиком, женскую фигуру, закутанную в паллу, над ним. Тонкая рука бросает на стол золотые монеты, палла сдвигается с плеча, открывая стройную шею, на которой так красиво смотрится золотое ожерелье с разноцветными кораллами!

Днём, у Публия, когда они встретились все вчетвером, оно было на ней, как, впрочем, и всегда: Агриппина никогда не расставалась с ним. Может, она потеряла ожерелье, а преступница его надела, чтобы бросить тень на неё? Или Флавия выпросила ожерелье на вечер – тоже, чтобы подставить Агриппину, ведь тот, кто помчится в попину «Жареный петух», пытаясь опередить Марка – и есть предатель, ему необходимо перехватить пакет со своим именем во что бы то ни стало!

Да-да, так, наверное, и есть! Сейчас Агриппина зайдёт в комнату, расплачется и скажет, что потеряла своё ожерелье. Или дала поносить Флавии, а та куда-то исчезла… Сейчас всё выяснится и разрешится, не надо паниковать!

Но в глубине души царил лёд. Страшная, неправдоподобная, жуткая правда леденила, разрывала душу острыми когтями, не давала дышать…

Дверь тихонько отворилась и в комнату зашла Агриппина. Цветное ожерелье привычно украшало её шею. Она хотела броситься навстречу, но её остановил взгляд Марка – в нём были холод, презрение, боль. И в самой глубине – отчаянная надежда. Он подошёл к ней, протянул руку, коснулся разноцветных камушков.

– Ты не теряла ожерелья? Никому его не давала?