Пробуждение. От лица парней

Я последовал за гудением своего кристалла в полуразрушенный район города и теперь сидел на автобусной остановке, ожидая, пока одна из близнецов снова не появится, вертя между пальцами карту таро, а рядом со мной сидел сонный пьяный парень, от которого несло пивом и мочой. Кристалл был достаточно хорош, чтобы доставить меня в общий район, где они находились, и, поскольку уровень их силы был очень высок, он не мог помочь мне определить место более конкретно, чем это.

К черту этот день. К черту эту работу, если уж на то пошло. Несмотря на то, что моя жизнь была украдена у меня давным-давно, я все еще не мог привыкнуть к тому, что являюсь слугой Лайонела Акрукса. Некоторые фейри созданы для раболепства, но я точно не принадлежал к их числу. Я с детства мечтал сам управлять своей жизнью. Было достаточно плохо, когда моя мать ожидала, что я присоединюсь к незаконному семейному бизнесу по оказанию помощи Акруксам в любых нуждах, связанных с темной магией, но теперь, когда меня заставили работать профессором всех этих проклятых звездами вещей, только чтобы я мог присматривать за Дариусом, это разрушало душу. Буквально. Потому что моя душа была разорвана на части с тех пор, как мне навязали эту магическую связь, и постоянное желание защитить Дариуса в ущерб себе теперь жило во мне, как инородное тело. Это был суккуб, питающийся моей жизненной силой, и, конечно, я любил Дариуса как друга, и, конечно, я хотел защитить его обычным он-мой-лучший-друг способом. Но я не планировал отдавать свою свободу воли ради этого парня или терпеть ни секунды больше дерьма его отца, чем я должен был.

У меня был шанс играть за Солярианскую Лигу Питбола. Я буквально был на пути к тому, чтобы стать звездой, и из-за этого отказался от многого во время учебы в Академии Зодиака. Я пропускал вечеринки, выпивку с друзьями, не заводил друзей. Я имею ввиду, да, я Вампир, и одиночество было одной из моих любимых вещей. Но, возможно, у меня могло быть… больше. Теперь Лайонел полностью уничтожил любой шанс на большее, и все огорчения, которые я испытывал из-за того, что упустил возможность выпивать, были забыты, учитывая, что в эти дни я потенциально был на грани алкоголизма.

В прошлом году сопляк Пегас вломился в мой кабинет и украл бутылку бурбона с моего стола. Достаточно сказать, что маленький засранец включил мою магическую сигнализацию, и я отправил его задницу под арест, заставив его валяться в дерьме Грифона в своих боксерах, пока он не покрылся невыносимой сыпью. Но он уже успел выпить большую часть моего бурбона, прежде чем я добрался туда. Примерно тогда я понял, что у меня могут быть проблемы с алкоголем.

По городу пронесся ливень, и сейчас, пока я нетерпеливо сидел в укрытии, стояла непроглядная сырость, и начинала опускаться темнота. Пьяница рывком проснулся, икнув, затем поднес к губам старую банку из-под пива, которую все еще сжимал в руке, и вытряхнул последние капли в разинутый рот. Мой взгляд снова вернулся к дороге, пока я перекатывал кристалл в своей ладони, и его низкое, гулкое ощущение подсказывало мне, что оба близнеца близко. Но где?

Вместе их магические подписи ощущались, как ночь и день, совпадающие в совершенной гармонии друг с другом, как будто они не могли существовать порознь. Ощущение было одновременно теплым и прохладным, они не были похожи на полное и катастрофическое падение Солярии, которого я ожидал. Это были дети Дикого Короля, дочери жестокости, угнетения, убийства. Их фамилия оставила горький привкус во рту, и я не собирался обманываться их ощущением. Магическая метка Дикого Короля могла ощущаться как поцелуи котят и сахарная вата, насколько я знал. Но это не означало, что он не был яростным ублюдком, который правил железным кулаком и заставил все королевство бояться его.

— Сегодня утром видел там кота, — невнятно пробурчал пьяница, указывая на дорогу, и я бросил на него жесткий взгляд, предупреждающий, что я не настроен на разговор. В этой жизни мне нравилось общаться с очень немногими людьми, и я ненавидел светские беседы с незнакомцами. Особенно с пьяными, от которых воняло мочой.

— Он был похож на тебя, — он дернул подбородком в мою сторону, и я нахмурился еще больше.

— Вот, как он смотрел на меня! — он показал жестом на мое лицо, и мои клыки оскалились от желания вырвать ему глотку, чтобы не слушать его бредни ни секунды дольше.

— У него было самое сердитое лицо, которое я когда-либо видел. И я подумал: этот кот несчастен, так и есть. Ему грустно внутри.