Пробуждение. Пятый пояс

— Для обычной ведущей аукциона, да, немного вызывающе. Возможно, она в хороших отношениях с главой аукциона и уверена, что он за неё вступится. Но я готов биться об заклад, что она скрывает свою силу и лицо. Не удивлюсь, если перед нами развлекается одна из старейшин местной фракции. Это, к слову, о нашей прошлой беседе про стариков. Осмелишься ли ты сказать в лицо этой прекрасной женщине, что она стара? — и тут же я услышал то, что Седой явно говорил не мне. — Как ты его! Моё почтение. Знаешь, пусть я и рискую, но у меня есть неплохое вино. Досталось по случаю после боя и на вид ему лет сто, не меньше. Мужчина, прекрасная женщина, вкусное и сладкое старое вино, немного фруктов и приятная беседа. Как тебе план на вечер?

— Сто тысяч и один каме…

— Смешно! — рявкнули из семнадцатой ложи. — Сто десять тысяч!

Я тут же поднял табличку и огласил свою цену:

— Сто десять и один камень.

— Сто десять тысяч и один камень — раз! — тут же выкрикнула ведущая, подливая масла в огонь.

— Юноша, — теперь холод мыслеречи явно был обращён ко мне, не было ни малейшей нужды его подслушивать. — Твоё противостояние с местной шушерой меня не касалось. Но ты должен осознавать своё место. Ни твоё Возвышение, ни Возвышение твоего слуги не дают тебе права быть таким беззаботным.

— Сто десять и один камень — два!

Я с намёком постучал табличкой по ладони:

— Уважаемый, болтая со мной, вы можете глупо потерять свою технику. Неужели я слишком сильно поднял цену?

В семнадцатой ложе тут же вскинули табличку:

— Сто пятьдесят тысяч!

А я зеркально повторил жест:

— Сто пятьдесят и один камень!

Седой шевельнулся:

— Молодой магистр, что не так? К чему тратить такие деньги?

— Мне нужен этот лот.

И он был нужен не одному мне:

— Двести тысяч! Хорошо, хорошо, давай проверим, насколько глубоки твои карманы, сопляк.

Ведущая подождала, явно ожидая, что я быстро перебью ставку на один уже ставший привычным камень, но я был занят беседой с Седым, и ей пришлось огласить:

— Двести тысяч — раз!

— Но нужно ли так грубо, демонстративно оскорбляя ту ложу, делать ставки?

Я с намёком глянул на Седого:

— Начал и правду я, но… Ты же слышал только что его мыслеречь? Прошлый раз ты разъярился от того, что меня так назвали. Теперь уже я не остановлюсь в любом случае, — видя, что Седой всё равно мрачен, спросил то, о чём нужно было побеспокоиться сразу, и что могло заставить Седого в этот раз спустить моё оскорбление. — Что с его силой?

— Он небрежен в мыслеречи, его защита полна слабостей. Не выше седьмой звезды. Скорее, даже ниже. Вполне нам по силам.

Я облегчённо вздохнул и пожал плечами:

— Ты на своей шкуре убедился, что я часто бываю несносен. Что поделать, собиратель камней и дерьма из Нулевого… — Седой скорчил усталую жизнью гримасу и я тут же добавил, — сын воровки.

— К-ха! — Седой выпучил на меня глаза.

Я же вскинул табличку:

— Двести тысяч и один камень! Который не любит, когда воруют у него самого.

Моего соперника в семнадцатой ложе, крупного, широкоплечего мужчину с тяжёлыми чертами лица буквально порвало от гнева, он побагровел, вскочил, стиснул перила, заорал вслух:

— Юнец! Ничтожество! Фракция! Назови свою фракцию!