Пробуждение силы. Уроки Грузии – для будущего Украины

В боях за Сухуми погибло 36 бойцов УНА-УНСО. Мне рассказывали про один интересный случай. Когда их отряд попал в засаду и российский спецназ предложил сдаться, один из украинских бойцов прокричал по-русски, что грузины в плен не сдаются.

Это была трагедия. Грузинской государственности сломали хребет. Абхазская часть была для Грузии чем-то вроде Прибалтики для Советского Союза: там жили самые образованные, самые предприимчивые, самые открытые миру и самые неконфликтные люди. Космополитизм, многонациональность всегда очень помогают развитию. Если бы Сухуми сохранился, он потащил бы за собой вперед всю остальную Грузию, ведь по менталитету то была самая европеизированная территория страны.

[▪]

Южная Осетия – это географический центр Грузии. До октябрьской революции Цхинвали был торговым городом, который населяли преимущественно евреи. Его окружали грузинские и осетинские села, разбросанные вперемешку. Осетины жили в Грузии испокон веков, многие наши цари были частично осетинами.

Создание искусственной Юго-Осетинской автономии было делом рук Сталина. Автономные области – это была изюминка его национальной политики. Так на свет появилась южно-осетинская номенклатура, всячески выпячивавшая национальные различия, на которых были основаны ее привилегии. В советское время в Юго-Осетинской автономной области жило до ста тысяч человек. Евреи почти все уехали.

Если в Абхазии уже в советское время чувствовалась напряженность, подогреваемая московской номенклатурой, то в Южной Осетии ничего похожего не было. В детстве я воспринимал ее как один из грузинских краев, где люди говорят на другом языке, но это наши люди.

Когда начался распад Союза, в Южной Осетии появились свои националисты. И тогда окружение Гамсахурдии начало лепить из осетин образ врага, думая, что с ними легко справиться. Это напряжение поддерживалось искусственно, потому что вокруг Гамсахурдии было много агентов российских спецслужб. Я всегда возмущался, почему постоянно всплывает эта тема, ведь она была высосана из пальца.

Во время своей первой президентской кампании я отправился на машине в центр Цхинвали, благо, это недалеко от Тбилиси. Приехал на главную площадь (там меня не ждали), пообщался с людьми, жал руку, мне аплодировали. Эти кадры видела вся Грузия, с их помощью я показал, что никакого непримиримого этнического конфликта в Южной Осетии нет.

К тому времени напряженность действительно очень упала. Первый президент Южной Осетии Чибиров был готов к переговорам. Я был свидетелем, как он умолял Шеварднадзе подписать договор о любой форме федерации, хотя бы номинальной. Чибиров хотел иметь штаб-квартиру в Тбилиси. В отличие от Абашидзе, он часто приезжал на доклады к Шеварднадзе.

Москву Южная Осетия вообще не интересовала. Москву интересовала Абхазия. Путин говорил мне в 2004 году, что, по большому счету, не очень понимает, что такое Южная Осетия, – я, говорит, впервые услышал про нее пару месяцев назад. Думаю, он не врал.

Северные осетины всегда недолюбливали южных, называли их кударцами. Поэтому у южных осетин не было лоббистов в Москве.

В конце 1990-х все изменилось из-за войны в Чечне. Российские спецслужбы решили посадить в Южной Осетии вместо Чибирова своего человека, Кокойты, чтобы влиять на ставшего несговорчивым Шеварднадзе. Со временем практически все посты в правительстве в Цхинвали заняли российские офицеры. Москва не доверяла осетинам, поэтому из России привезли и премьер-министра, и министров, оставили только Кокойты, который тоже был продуктом спецслужб. Образовалось военизированное правительство, с которым невозможно вести переговоры.

После моего прихода к власти мы перекрыли всю контрабанду, которая шла через Южную Осетию. Она просто убивала грузинскую экономику. Как только мы это сделали, появилась напряженность и началась стрельба. Мы тогда могли спокойно занять Цхинвали. Многие мои соратники считают ошибкой, что мы не взяли Цхинвали в 2004 году. Но я думал, что это настолько маленькая территория (к тому времени там осталось меньше 35 000 человек), что тут просто не о чем говорить. К тому же она напоминала шахматную доску: тут – село под грузинской властью, потом как бы сепаратистское село, потом опять наше село и так далее.

В 1990-х я занимался проблемами Южной Осетии в Норвежском институте прав человека и работал под руководством большого норвежского гуманитария Асборна Эйде и осетинам сочувствовал. Мы считали, что осетин очень мало, что их нужно защитить, дать почувствовать, что они часть государства, а для этого передать им какие-то полномочия от Тбилиси.

Я решил действовать с помощью мягкой силы. В селах под нашим контролем мы начали строить новые больницы, школы, стадионы, дискотеки, современные магазины, даже олимпийский плавательный бассейн. Чтобы все могли сравнивать, где лучше. На это россияне ответили тем, что перестали пропускать южных осетин на наши территории. Но люди, конечно, все равно переходили «границы».