Однако, проявив терпение и внимание, те паттерны, которые направляют повторное проигрывание, могут быть демонтированы, чтобы мы снова получили доступ к бесконечным оттенкам чувств и поведенческих реакций, которые мы способны проявлять. Когда мы поймем, как травма начинается и развивается, мы должны научиться познавать себя посредством телесно ощущаемого чувствования. Вся информация, необходимая нам для того, чтобы начать повторное преодоление травмы, доступна для нас. Наши тела (инстинкты) расскажут нам, где находятся блоки, и когда мы движемся слишком быстро. Наш интеллект может сообщить нам, как регулировать переживания так, чтобы мы не были шокированы. Когда эти мозговые функции будут работать в единстве, мы сможем установить особые взаимоотношения между основным потоком наших внутренних переживаний и смятением травмы. Двигаясь медленно и на каждом шагу позволяя переживанию развернуться, мы сможем усвоить не ассимилированные аспекты травматического переживания до такой степени, что мы сможем их переносить.
В театре нашего тела травма может быть трансформирована. Раздробленные элементы, которые сохраняют травматические эмоции и поведения, могут быть завершены, интегрированы и снова могут образовать единое целое. Вместе с этой целостностью приходит ощущение владения собой и завершенности.
Никакое обсуждение повторного проигрывания не было бы полным без признания, по крайней мере, одного интригующего аспекта травматического повторения, который не поддается объяснению. Конкретно, я имею в виду те воспроизведения травматических событий, которые могут быть прослежены в истории семьи на протяжении нескольких поколений.
Недавно в учебном классе меня попросили встретиться с молодой девушкой, «Келли», участвовавшей в крушении самолета в Сиу Сити (на котором основан сюжет фильма
Во время нашей совместной работы, Келли медленно и постепенно заново преодолевала ужас крушения. Когда мы пошли к тем ее переживаниям, которые она испытала в момент удара, Келли услышала голоса своего отца и деда, которые кричали: «Не жди, иди сейчас же! Иди к свету. Выберись отсюда до вспышки». Она послушалась. Оба и отец, и дед Келли выжили в разных крушениях самолета. Оба мужчины еле-еле избежали смерти, покинув обломки сразу же, как только самолет ударился о землю.
Скорее всего, Келли слышала рассказы о том, что пережили ее отец и дед, и эти истории могли сильно помочь ей понять, что нужно сделать, когда самолет упал вниз. Но как насчет других ее переживаний? Крушения самолетов очень хорошо освещаются средствами массовой информации. Они часто затрагивают жизни сотен людей одновременно, но, в целом, не многие из нас имеют хотя бы одного родственника, который участвовал в крушении самолета, не говоря уже о трех. Далее следует рассмотреть природу этого события. Автомобильная авария довольно легко может быть приписана минутной неосознанности, даже та, в которой неосознающий человек, казалось бы, не виновен. Но далеко за пределы вероятного выходит предположение о том, что крушение самолета может произойти подобным образом.
Я слышал несколько историй такого рода, рассказанных клиентами и друзьями. На протяжении поколений происходят события, имеющие поразительно совпадающие элементы. В некоторых случаях эти совпадения могут быть, по меньшей мер, отчасти приписаны тому способу действия, который сформировался у детей под влиянием семейных мифов и паттернов. Другие совпадения (особенно когда в трагедию такой величины вовлечены большие группы людей) невозможно объяснить. Я оставляю дальнейшие комментарии Роду Серлингу, но все же удивляюсь, насколько далеко на самом деле простираются паттерны травматического шока.