Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов (СИ)

Думаю о Мэй. О том, как снова увижу ее, когда «прыжок» гарантирует мне победу. О том, как буду вспоминать вместе с ней обо всем произошедшем — будто это самое идиотское, что могло с нами случиться. Хотя гораздо глупее было бы проехать мимо червоточины и проиграть, оставшись в сотнях миллионов миль от Мэй настолько долго, насколько затянется научно-технический кризис. Может даже навсегда.

С этими мыслями страх почти проходит, включается рациональное мышление. Вспоминаются расчеты, произведенные Лью, и тут же делаю поправки: масса «акулы» тонна с четвертью, значит ее вес в состоянии покоя — меньше полтонны. «Масса червоточины», если так вообще можно сказать — тридцать пять тонн, и она вроде как прилипла к платформе, находясь в состоянии покоя. Ставим между массой и весом знак равенства, потом делим на три: одиннадцать с половиной. Чтобы кротовая нора «заметила» меня и раскрылась, нужно весить минимум столько же, сколько она. Применяю формулу, и выходит, что необходимо разогнаться до девяносто одного метра в секунду. Проще простого.

Не считая одной тонкости, не предусмотренной в формуле: равнина за платформой усеяна булыжниками, будто сотни стоунхенджей после землетрясения. Если «трамплин» не сработает, на такой скорости безжизненные каменные крокодилы разорвут меня и мою «акулу» в лохмотья.

Что ж, один шаг для человечества, и одна педаль в пол — для человека.

Увидимся на темной стороне Луны, Мэй.

Давлю на газ, колеса словно начинают дымить оранжевым дымом. Машина срывается с места и пускается рассекать пустыню, взметая клубы песка и ускоряясь. Останки завода и склон холма будто устремляются навстречу, а все что позади мгновенно исчезает в бордовой мгле. Никогда еще не был так близок к ощущению полета сквозь космическую пустоту, как сейчас.

Приближаюсь к платформе и начинаю понимать, о чем говорил Лью: ощущение, будто я уже переместился, и осталось только дождаться, когда меня догонит моя же тень. Хотя, я бы по-другому описал это чувство: словно червоточина тонкой ниткой потянулась ко мне — как хвост водоворота к сливу раковины — и в хвосте этом просматриваются очертания как моего спорткара, так и противоположного конца равнины. Наверное, это что-то вроде галлюцинации, потому что передо мной явно ничего похожего на воронку. Скорее пузырь воздуха с пылью внутри, и то без каких-либо контуров. Неописуемое зрелище, но сразу становится ясно: это именно оно.

И тут над платформой вздымается густой вихрь песка, в котором буквально можно раствориться. В этот момент ловлю себя на мысли — если все получится, во время чемпионата это тоже будет играть на руку. Песчаные смерчи явление не редкое, и нет ничего паранормального в том, что один из них вырос до гигантских размеров. Пусть он и похож на взрывную волну в обратной перемотке — может, просто так пересеклись потоки ветра. Хотя не об этом сейчас нужно думать, а о том, какого…

…черта я все-еще не на той стороне? Что это? Получилось?

От шока теряю управление и чуть не опрокидываюсь. Едва выравниваю руль и тут же понимаю: от булыжников, на которые я несся, и следа не осталось. Это уж точно, иначе мне пришел бы конец.

Но получилось ли?

Видеть со стороны не то же самое, что сделать самому. Я действительно в другом конце равнины, и то, как сильно это поражает воображение, не передать словами. Человеческий мозг не способен переварить такой опыт, вот и все что приходит на ум. Поэтому, нужно просто принять как данность — в одно мгновение я переместился на полмили и оказался за холмом, а руины завода и россыпь камней остались где-то позади.

Точно так же позади скоро останется Оазис. Теперь я точно не сверну с пути.

VII

Когда-то в красном городе было место искусству. И я говорю не об искусстве добывать терций. Под выставки художников даже возвели отдельный модуль, вход в который представлял собой точную копию каменного Сфинкса. Теперь от парадного изваяния осталась только голова с железными прутьями, накренившаяся над кратером, как напоминание об одном из самых сильных метеоритных дождей со времен колонизации. А еще — об оглушительном треске, с которым проект «Оазис: столица будущего» провалился.

Модуль искусства не прослужил своей цели и полугода, но одно мероприятие в его залах состоялось. А первой и последней была выставка картин итальянца по имени Луи, чьи шедевры мало кто понял (если понял вообще). Думаю, всеобщее непризнание и заставило его сменить холст и кисточку на руль спорткара. А может, все дело в кризисе, который вывел на первый план материально полезные виды деятельности, превратив искусство в излишнюю роскошь.

Луи не просто так взял себе гоночный псевдоним «Пикассо». Его настоящая фамилия настолько сложная, что я даже примерно не могу ее припомнить. А вот «Пикассо» в самый раз, особенно для единственного в городе художника. Хотя его мазня имеет мало общего с картинами испанца, напоминая больше следы шин в исполнении каракатицы.