Пробужденный любовник

— Зейдист? — Она попыталась сохранить голос мягким и ровным. — Что ты делаешь?

— Я… я не могу очиститься. Я не хочу, чтобы и ты запачкалась. — Он поднял руку, кровь потекла по предплечью. — Видишь? Посмотри на грязь. Она повсюду. Она внутри меня.

Его голос встревожил ее даже больше чем то, что он сделал с собой: его слова несли жуткую, искаженную логику безумия.

Бэлла взяла полотенце, вошла в душевую кабину и нагнулась. Поймав его руки, она забрала у него мочалку.

Осторожно осушая покалеченную кожу, она сказала:

— Ты чистый.

— О, нет. Не чистый. — Его голос стал повышаться. — Я выпачкан. Я так грязен. Я грязный, грязный… — Забормотал он. Слова, слипаясь, разносились по ванной, отдаваясь от стен до тех пор, пока истерия не заполнила помещение целиком. — Ты не видишь грязь? Я везде ее вижу. Она покрывает меня. Она въедается в меня. Я чувствую ее на своей коже…

— Шш. Позволь мне… только…

Не сводя с него глаз, словно он собирался… Боже, она даже не представляла себе, что он мог сделать в таком состоянии… она нащупала другое полотенце и взяла его. Накинув его ему на плечи, она укутала Зеда. Но, когда она попыталась поднять его, он отшатнулся.

— Не прикасайся ко мне, — прохрипел он. — Ты испачкаешься.

Она встала на колени перед ним, полы атласного халата опустились в воду, намокая. Холода она даже не заметила.

Господи… Он выглядел как жертва кораблекрушения: слепые безумные глаза широко распахнуты, намокшие тренировочные штаны прилипли к мускулам на ногах, кожа на груди покрыта мурашками. Губы посинели, зубы стучали.

— Мне очень жаль, — прошептала она. Ей хотелось уверить его в том, что на нем нет никакой грязи, но она понимала, что это лишь снова возбудит утихшую истерику.

Ритмичный звук капель, падающих с душевой головки, был громким, как стук военного барабана. Под раздававшиеся в тишине удары воды об плитку, она вдруг вспомнила ту ночь, когда пошла за ним в его спальню… ту ночь, когда он прикоснулся к ее возбужденному телу. Десятью минутами позже, она обнаружила его свернувшимся над унитазом только потому, что он потрогал ее.

Я выпачкан. Я так грязен. Я грязный, грязный…

Осознание пришло к ней словно ночной кошмар, врываясь в сознание ярким холодным светом, открывающим весь ужас правды. Естественно, его кусали, пока он был рабом крови, и она решила, что именно поэтому он не любит чужих прикосновений. Но укусы, какими бы болезненными и пугающими они не были, не заставляют тебя чувствовать себя грязным.

А сексуальное насилие приводит именно к этому.

Внезапно его черные глаза обратились к ее лицу. Словно он почувствовал, что открылось ей.

Ведомая состраданием, она, было, наклонилась к нему, но злость, полыхнувшая в его взгляде, остановила ее.

— Господи, женщина, — резанул он. — Ты когда-нибудь прикроешься?

Она взглянула вниз. Халат распахнулся до талии, выставляя на обозрение выпуклости грудей. Она дернула отвороты, закрывая обнаженное тело.

В напряженной тишине было тяжело смотреть ему в глаза, поэтому она уставилась на его плечо… потом скользнула взглядом по ключице к основанию шеи. Ее глаза поднялись выше — к его горлу… к вене, пульсирующей под кожей.

Голод пронзил ее, вынуждая клыки удлиниться. О, черт. Только жажды крови ей сейчас и не хватало.

— Почему ты хочешь меня? — Пробормотал он, очевидно, чувствуя ее жажду. — Ты лучше этого.

— Ты…

— Я знаю, что я из себя представляю.

— Ты не грязный.

— Черт побери, Бэлла…

— И я хочу только тебя. Послушай, мне, правда, очень жаль. Ты не обязан…

— Знаешь что? Хватит разговоров. Я устал от разговоров. — Он вытянул руку на колене запястьем вверх. Черные глаза лишились всяких эмоций — пропала даже злость. — Это твои похороны, женщина. Делай, что хочешь.

Время словно остановилось, пока она смотрела на то, что он так неохотно предлагал. Да поможет им обоим Бог, но она действительно собиралась взять это. Быстро наклонившись, она аккуратно проникал в его вену. Это должно было причинить ему боль, но Зед даже не дернулся.

В ту же секунду, что кровь коснулась языка, она блаженно застонала. Она и раньше питалась от аристократов, но никогда не имела дела с воинами, а уж с членами Братства тем более. Его вкус стал диким ревом в ее рту, вторжением, грандиозным, кричащим взрывом. А потом она сглотнула. Поток его силы пронзил ее, прокатился пожаром по костям, взорвался в сердце искрами мощи.

Ее так сильно затрясло, что она почти оторвалась от его запястья. Пришлось схватиться за его руку, что удержать себя на месте. Она пила большими, жадными глотками, изголодавшись не столько по силе, сколько по нему — по этому мужчине.

Для нее он был… единственным.

Глава 18