Она подумала о его сильной, несгибаемой воле и яростной ненависти, жившей внутри него. Он устрашал, был ужасом всей вампирской расы. Разрушенный, не сломленный, по словам его близнеца. Но именно эти черты превращали его в идеального спасителя. Только он один мог выстоять против лессера, похитившего ее. Вероятно, безжалостность Зейдиста была единственной вещью, способной спасти ее, хотя она и не рассчитывала, что он вообще стал бы искать. Она была обыкновенной гражданской, с которой он дважды встречался.
При повторной встрече, он заставил ее поклясться, что она больше никогда не подойдет к нему.
Она попыталась обуздать охвативший ее страх мыслью о том, что Ривендж все еще ищет ее. И что он сообщит Братству, если найдет хоть какую-нибудь зацепку, которая сможет привести их к ней. А потом, может быть, Зейдист придет за ней, потому что это будет частью его работы.
— Эй? Эй? Здесь кто-нибудь есть? — Дрожащий мужской голос был слабым, тонким.
«Это новая жертва», — подумала она. В самом начале они всегда пытались выбраться.
Бэлла прочистила горло.
— Я… здесь.
Повисла тишина.
— О Боже мой… Вы та самая женщина, которую похитили? Вы… Бэлла?
Звук собственного имени потряс все ее существо. Черт, лессер все время называл ее женой, и она стала забывать, что помимо этого была еще кем-то.
— Да… Да, это я.
— Вы все еще живы.
Ну, во всяком случае, сердце ее пока билось.
— Мы знакомы?
— Я-я ходил на ваши похороны. С родителями: Ралстамом и Джиллин.
Бэллу начало трясти. Ее мать и брат… упокоили ее с миром. А что им оставалось делать? Ее мать была глубоко религиозной женщиной, верила в Старинные Традиции. Если она была убеждена, что Бэлла мертва, то настояла на полноценной церемонии, чтобы дочь могла уйти в Забвение.
О Боже… Предполагать, что они прекратили поиски — это одно, но знать об этом наверняка — совсем другое. Никто не придет за ней. Никогда.
Она услышала странный звук. И поняла, что это ее рыдания.
— Я собираюсь сбежать, — уверенно сказал мужчина. — И вас заберу с собой.
Колени Бэллы подогнулись, и она сползла вниз по рифленой стенке трубы, пока не упала на дно. Теперь она точно была мертва, так ведь? Мертва и похоронена.
Каким ужасным совпадением стало заточение под землей.
Глава 2
Ноги несли Зейдиста по Трейд Стрит, подошвы тяжелых ботинок с силой опускались на корочку льда, покрывавшую поверхность луж, проламывая ее. Вокруг было совершенно темно: ни в одном из кирпичных зданий свет не горел, а плотная завеса туч затянула луну. Но его ночное зрение было идеальным, проникая даже в самые мрачные закоулки улицы. Как и его ярость.
Черная кровь. Ему нужно было больше черной крови. На руках, на лице, на одежде. Чтобы разлилось море черной крови, впитывающейся в землю. Чтобы почтить память Бэллы, он выпустит ее у всех лессеров, и каждая смерть станет подношением ей.
Он знал, что ее нет в живых, в глубине души понимал, что с ней жестоко расправились. Тогда почему он все время спрашивал этих ублюдков, где она? Черт, он не знал. Просто это первое, что вырывалось у него изо рта, хотя он постоянно повторял себе, что она погибла.
Он собирался и дальше задавать этот гребаный вопрос. Он хотел знать где, как и что они сделали с ней. Это знание принесло бы с собой только лишнюю боль, но ему нужно было знать. Он должен был. И, в конце концов, один из них заговорит.
Зед остановился. Принюхался. Взмолился о том, чтобы сладковатый запах детской присыпки ударил в нос. Черт возьми, он больше не выдержит… неопределенности.
Он мрачно рассмеялся. Ну да, как же, не выдержит. Благодаря сотне лет тренировок с Госпожой, не было на свете такого дерьма, которое он не стерпел бы. Физическая боль, душевные мучения, крайняя степень унижения, деградации, безнадежности, беспомощности —
Так что и это переживет.
Он взглянул на небо и покачнулся, когда голова закинулась назад. Мгновенно привалившись к мусорному баку, он глубоко вздохнул и затих, ожидая, пройдет ли это странное ощущение хмеля в голове. Неудача.
Пришло время питаться. Снова.
Он выругался. Оставалась лишь надежда, что он продержится еще пару ночей. Понятно, что последние несколько недель он заставлял свое тело двигаться лишь силой воли, но в этом не было ничего необычного. И сегодня ночью он не хотел разрешать проблему с жаждой крови.
Давай, давай… Соберись, кретин. Он заставил себя идти дальше, шагать по переулкам, плутая в опасном лабиринте Колдвелла, Нью-Йоркский клубов и наркоточек. К трем часам утра он так хотел крови, что чувствовал себя в стельку пьяным — это заставило его сдаться. Он не мог выдержать потерю ориентации в пространстве, оцепенения во всем теле. Это напоминало ему опийный ступор, в который он часто впадал, будучи рабом.