Прочь из города

«Подожди ещё немного! Нагревается, но медленно», — крикнул Ропотов из кухни. Он поставил кружку на стол и заглянул в мусорное ведро. Оттуда извлёк пустую консервную банку из-под фасоли, которую недавно покупал в «Пятёрочке», когда та ещё работала.

Банка была большая, с одной стороны, но с другой: «Лучше бы она была больше, её содержимого хватило бы нам подольше», — подумал с сожалением Ропотов. Повертев банку в руках, он взял нож и стал пробивать им по всей окружности банки отверстия: три-четыре снизу и столько же у верхнего края. Потом поместил на дно банки три чайных свечи — больше не влезало — и ловко зажёг их одной спичкой. Сверху на банку водрузил ковш, перелил в него молоко и накрыл крышкой. «Теперь другое дело! — удовлетворенно отметил про себя Ропотов. — Так и быстрее будет, и руки хорошенько можно погреть».

Погрев немного ладони от самой банки, он сходил в комнату, где Лена и дети лежали, укрывшись одеялами. Предложил Лене, также как он сам только что, погреть руки. Она отказалась — вылезать из-под одеяла для того, чтобы греть только руки, охладив при этом остальное тело, она не захотела. Вместо этого Лена попросила Ропотова рассказать ей, что он видел и слышал на улице.

Не услышав для себя ничего радостного, она снова погрузилась в полудрёму. Саша тихонько покашливал, Павлик же, что удивительно, лежал молча.

Ропотов вернулся на кухню. Минут пятнадцать потребовалось, чтобы молоко нагрелось до образования у его поверхности легкого пара. Этого было достаточно. Сняв ковш с банки и перелив молоко обратно в кружку, Ропотов добавил и растворил в молоке ложку густого мёда. Потом он осторожно потушил свечи, стараясь не расплескать расплавившийся в них и ставший вдруг таким драгоценным простой парафин. Когда он нёс кружку в спальню, больше всего он боялся споткнуться обо что-нибудь в темноте и разлить с таким трудом приготовленное лекарство. Но, к счастью, в пути с ним ничего не приключилось, и разбуженный Леной и немного осоловевший ото сна Саша, откашлявшись, как следует, с жадностью выпил всё молоко до последней капли.

— Мама, я тоже молочка с мёдиком хочу, — вдруг напомнил о себе Паша.

— Какой у нас папа молодец… — громко похвалила Лена мужа, и тут же едва слышно добавила, — а молоко ещё осталось, Лёш?

— Да, на полчашки наберется. И ещё два полных пакета у нас есть.

— Сделай, пожалуйста, и для Паши, а то я боюсь, как бы и он не заболел.

Глава XV

Прошло ещё несколько дней, но ни в их дворе, ни в других окрестных московских дворах так и не появились машины с горячей пищей и кипятком. Съевшим свои последние припасы москвичам пришлось очень тяжело. Люди пытались как-то продержаться, выжить. На улицу почти никто не выходил из-за жуткого холода. Обращаться за помощью было бесполезно. Так как телефонная связь не работала, для решения любого вопроса нужно было тепло одеваться, выходить на улицу и идти самому за помощью.

Да и идти, по сути, было некуда. Магазины, аптеки и поликлиники не работали. Машины скорой помощи пока ещё курсировали, но, чтобы скорая приехала к тебе, ты или кто-то ещё должен был идти на дорогу её ловить. Когда же неотложка всё-таки приезжала во двор по такому вот «ручному» вызову, её сразу же обступали жители соседних подъездов и домов с мольбами о помощи.

Вот только всем помочь врачи никак не могли. Запас лекарств у них быстро заканчивался, а везти в больницу всех, кто об этом просил, они не могли: больницы города были переполнены, хотя света и тепла практически не было и там. Резервные дизель-генераторы не справлялись с возросшей нагрузкой, постоянно выходили из строя, да и подвоз солярки к ним был нерегулярным. Почти вся их мощность расходовалась на работу операционных: в них было и светло, и более или менее тепло. Но, увы, толка от таких операций было немного: только что и с таким трудом прооперированных больных везли в тёмные холодные палаты, где они потихоньку умирали без должного ухода. Да и немудрено: не то, что медикаментов и продуктов, в больницах катастрофически не хватало персонала — в отсутствии транспорта до работы добирались лишь те немногие, кто жил недалеко.