Прочь из замкнутого круга! Как оставить проблемы в прошлом и впустить в свою жизнь счастье

Последняя защита ребенка – психологическая. Когда реальность слишком ужасна, есть шанс психологически сбежать от нее. В зависимости от того, насколько жестоко с вами обращались, вы могли провести часть детства в состоянии диссоциации. Вы учились диссоциировать, особенно в момент насилия. Это детская реакция адаптации.

МАДЛЕН: Когда он это делал, я притворялась, что я – такой оранжевый шарик, который летит в пространстве. Все было понарошку, и все мне было безразлично.

Диссоциация – один из способов эмоционально выйти из ситуации и просто перетерпеть ее.

Диссоциация также создает эффект разделения – кажется, что насилие происходит отдельно от вашей жизни. Это позволяет вам нормально общаться с насильником в других обстоятельствах.

МАДЛЕН: Было так странно, хотя в то время я об этом не думала. Я занималась с ним сексом по ночам, потом просыпалась, шла вниз и болтала с ним и с мамой за завтраком. Как будто предыдущая ночь случилась в другом мире.

Когда насилие особенно интенсивно, диссоциация может привести к формированию множественной личности.

Вспышки гнева Фрэнка – это контратаки, которыми он отвечает на свое ожидание насилия. Иногда он уподобляется своему отцу. Ребенок имитирует поведение насильника. Так он чувствует себя сильнее.

ФРЭНК: Я бил младшего брата. Черт, как же мне паршиво из-за этого теперь. Я избивал его точно так же, как отец – меня.

Люди с ловушкой Недоверия и жестокого обращения часто контратакуют, жестоко обращаясь с кем-то еще. Насилуемые иногда становятся насильниками. На самом деле большинство тех, кто жестоко обращается с детьми, сами в детстве подвергались насилию. Именно так было с отцом Фрэнка.

ФРЭНК: Я знаю, почему отец так поступал со мной. В детстве его тоже били – его собственный отец.

Важно понимать, что обратное не всегда верно. Большинство жертв детского насилия не вырастают в тех, кто жесток к детям. Сам Фрэнк хорошо обращается со своими детьми, несмотря на вспышки гнева. Он разорвал цепочку.

Многие жертвы насилия не ведут себя как насильники, но могут представлять себе, что причиняют боль другим людям.

ФРЭНК: Я помню, как в детстве надо мной издевался один учитель. Он унижал меня перед всем классом. Черт, как же я его ненавидел. Я сидел у него на уроках и мечтал, как свяжу его и буду снова и снова бить по животу, пока он не начнет молить о пощаде.

Вы иногда срываетесь на окружающих. Вам бывает приятно смотреть, как страдают другие. Вы манипулируете людьми или оскорбляете их. Мы описываем вашу садистскую часть. Вы можете испытывать неприязнь к этой стороне себя – ведь она контратакует ловушку, сама превращаясь в вашего обидчика.

Отец Фрэнка также прибегал к словесному насилию. Критика, которая дает начало ловушке Неполноценности, переходит в словесное насилие, если за ним стоит намерение причинить боль. Человек сознательно ломает и унижает вас.

ФРЭНК: Он любил доводить меня до слез. Он думал, что это смешно. Я очень старался не заплакать, но он наседал на меня.

ТЕРАПЕВТ: Что он тебе говорил?

ФРЭНК: Он обзывался, называл меня плаксой, идиотом, неудачником. Он делал это на глазах у моих братьев и друзей. Ему нравилось мучить меня. Клянусь, это правда.

Кажется, что отец ненавидел Фрэнка. Трудно понять, как родитель может испытывать такую неприязнь к ребенку. Уязвимость Фрэнка почему-то была ему невыносима. Ему нужно было уничтожить эту уязвимость, растоптать ее. Отец Фрэнка страдал от собственной ловушки Недоверия и жестокого обращения. Он научился компенсировать насилие, испытанное в детстве, став агрессором.