— Нет, Аль, он так не сказал. Ты не сможешь решить все наши проблемы, — серьезно ответил Егор. — Но с парочкой точно справишься.
Хоть пытай его, загоняй иглы под ногти, чтобы выяснить причину его непоколебимой веры в меня. Совершенно неуместной веры, спешу добавить.
На пытки времени не хватило, вернулся отец Егора, и я судорожно пыталась выбрать темы, которые не вызовут аллергию у серьезного мужчины. Здоровье. Тренировка памяти.
Выносливость. Уроки профессиональных спортсменов…
Однако Валерий Филиппович не поинтересовался моими идеями, казалось, он вообще забыл о журнале. Рассуждал на посторонние темы типа меню фуршета и международных новостей, и только прищуренный взгляд выдавал его истинные чувства. Он смотрел то на сына, то на меня, особенно часто на меня. Удивительно долго, анализируя каждое мое движение, каждый взгляд на Егора.
Неуютно — вот как я себя чувствовала. Мы все еще стояли на возвышении, у всех на виду, открытые, обсуждаемые.
— Трясешься? — весело спросил Егор, притягивая меня ближе. Слишком близко. Наше соседство могут не так понять, даже его отец заподозрил неладное.
— Нет, не трясусь.
— Странно… Неужели в здании вибрирует пол? — усмехнулся, но сразу посерьезнел. — Аль, если хочешь, уйдем. Нам все равно скоро в школу ехать.
— Мы не можем так просто уйти. Ты начальник, у тебя есть обязательства…
Взяв меня за руку, Егор сказал отцу всего одно слово:
— Прикроешь?
Валерий Филиппович кивнул, но проводил нас тяжелым взглядом до самых дверей. Знать бы, о чем он думает. Высказал бы все свои опасения напрямую, и тогда я рассею его страхи. Я не претендую на его сына, вообще ни на что на замахиваюсь. Я тихо исчезну… очень скоро, буквально на днях, ему не о чем беспокоиться.
Мы ушли с фуршета раньше положенного, но попали в пробку и чуть не пропустили появление капсулы времени из липкой майской грязи. Максим Филиппов уже вовсю размахивал лопатой. Для капсул в школьном дворе отведено особое место, несколько квадратных метров вдоль забора.
Сделав еще пару движений, Максим торжественно передал лопату следующему в очереди.
Копающие выглядели так сосредоточенно, словно искали нефть или гробницу фараона, а не ящик с детскими каляками.
Повезло Захару — высокому, симпатичному парню, будущему врачу. Как только он ткнул лопатой в мокрую землю, раздался характерный стук. Капсулу передали Ирине Семеновне, а яму засыпали землей.
В этот раз все внимание досталось Егору за его внешний вид и карьерные успехи. Мне же посылали только косые взгляды: в прошлый раз уходила с Никитой, а в этот — пришла с Егором. Ветреная оборвашка.
Сфотографировавшись с капсулой, мы направились в здание школы.
— Привет, Аля!
От знакомого мелодичного голоса ощутимо дрогнули плечи.
В суматохе последних дней я забыла об Изабелле, и ее появление смутило.
Взяв меня под руку, она улыбнулась.
— Помнишь, мы сидели за одной партой?
— Конечно, помню. Хорошо, что ты пришла, Изабелла. Рада тебя видеть.
— И я тебя. Ты настоящая красавица, Аля, какой всегда и была.
Изабелла говорит грустно, с ноткой зависти, и от этого пласты памяти переворачиваются, тревожа прошлое. Должно быть наоборот: я завидую Изабелле, а не она мне.
— Ты тоже замечательно выглядишь.
— Может быть, если тебе нравится гора рыхлого теста.
— Не всем нравятся худышки.
— У меня нездоровая полнота. Я стараюсь похудеть, но жир висит как приклеенный.
По пути в класс мы обсуждаем диеты, вечно актуальную тему. Я не помню Изабеллу грустной, она всегда светилась радостью. Пополневшая, она все равно красива, грациозная, ухоженная. И добрая.
Мы садимся за нашу парту, вспоминаем детство. У нас с Изабеллой очень разные воспоминания.
Ирина Семеновна отпирает замок и достает из капсулы стопку писем.
Знаю, что все это ерунда, но внутри словно дергается нить. Привязка к прошлому. Тетя хранит мои детские рисунки, но это другое. Сейчас я увижу письмо самой себе из прошлого. Потираю влажные ладони и оглядываюсь. Егор болтает с соседом по парте, но ловит мой взгляд и подмигивает. Я бы хотела открыть письмо вместе с ним, даже если прекрасно знаю содержание. Просто… мы же пришли вместе, да и вообще… он знает, как меня успокоить. И насмешить заодно.
У Изабеллы дрожат руки. Она сжимает бледные пальцы в кулаки и шумно вздыхает.
— Ты помнишь, что в письме? — шепчу, чтобы отвлечь ее от явно неприятных мыслей.
— Конечно, помню. А ты?
— Тоже.
Нацепив очки, Ирина Семеновна торжественно объявляет:
— Алина Токарева!.. Евгений Синицин!..
Ребята подходят к классной руководительнице по одному, как за дипломом. Потом молча садятся за парту. Кто-то сразу разрывает конверт и жадно вглядывается в детские строки.
Кто-то мнет его в руках, не решаясь открыть.
— Аля Гончарова!
Я кладу конверт на край стола. Выбрасывать не хочется, открывать тоже. Странное чувство. Изабелла держит свой в руках, водя пальцем по ровным буквам имени, написанным учительской рукой.
— Ты тоже не открываешь? — не сдержалась я.
— Зачем? — Изабелла пожала плечами. — Я знаю, что в нем. А ты?
— Та же история.