Прочитать и уничтожить (СИ)

Рей почувствовала себя пьяной, хотя имела слабое представление об этом. Жар мужчины, находящегося так непростительно близко, кружил ей голову. Она провалилась в омут своих ощущений и даже не заметила, как они оказались на кровати. Быть вдавленной в мягкий матрас было до невозможного приятно.

- Нет… - пролепетала служанка, каким-то невероятным образом найдя в себе способность говорить между поцелуями, а главное, сохранить хоть чуть-чуть благоразумия, - госпожа узнает…

Командор погладил девушку по щеке тыльной стороной ладони. Он улыбался. Даже с закрытыми глазами Рей была уверена в этом.

- Есть много способов сделать так, чтобы она не узнала, - сказал он. И служанка вообще пожалела, что заговорила об этом. Тепло и тяжесть чужого тела оставили ее, предоставив на растерзание прохладе, царившей в комнате. «Он передумал» - успела испугаться Рей, но ошиблась. Мужчина отстранился лишь для того, чтобы присесть на колени между ее ног. Он бережно, но при этом властно, откинул подол широкой юбки из плотной ткани и принялся покрывать поцелуями внутреннюю сторону бедер девушки.

Черт. На ней же нет белья. Его полагается снимать для удобства перед церемонией.

«Вот она и состоится наконец-то» - мрачно усмехнулась Рей не без странного, зловещего торжества. Впрочем, у нее не было возможности удариться в рефлексию. Губы командора переместились на крошечный узелок нервов между ее ног, а пальцы огладили вход. Служанка не смогла сдержать шумного выдоха. Все звуки, запахи и прочие ощущения кроме этого перестали существовать. Она оказалась наглухо заперта в кромешной и бесконечной темноте, которую наполняли лишь запретные, сладкие прикосновения. Больше не было Рей. Не было служанки. Не было того, кем она была. Не было личности. Не было человека. Только одна лишь кожа и нервные окончания. Кожа, плавящаяся воском от пламени свечи.

- Сколько, говоришь, у тебя было мужчин? – поддел Рей командор, ненадолго заставив ее вернуться в реальность. Девушка с трудом разобрала слова и не готова была вступать в полемику. Максимум на что она была способна, это умолять его продолжить и вернуть язык на место между влажных складок.

- Я соврала, - кое-как выдавила служанка, - у меня никого не было… Только вы.

- И не будет, - с явным торжеством в голосе заявил магистр Рен, - никогда. Никого. Ты моя.

- Я твоя, - эхом повторила Рей, и последний слог потонул в ее глухом стоне, когда она ощутила внутри себя пальцы. Полнота была пьянящей и непривычной. Щеки стали влажными от слез, но причиной их была вовсе не боль. Темнота кружилась по кругу. Еще. Пожалуйста. Больше. Девушка не заметила, как пробормотала это вслух. Она окончательно перестала понимать, где находится и что с ней происходит. Нужно было хоть как-то уцепиться за реальность, и она позволила себе опустить руку на голову своего любовника, чтобы скомкать в пальцах густые и мягкие пряди волос.

Волосы. Какие они, кроме того, что шелковистые наощупь? Светлые? Темные? Ничего же не произойдет, если она посмотрит хотя бы одним глазком…

Эвридика и жена Лотта тоже поплатились за свое любопытство. И были не прочь принять в свой клуб еще одну несчастную.

Рей резко распахнула отяжелевшие, словно сросшиеся за это время веки.

И очнулась в своей собственной постели в маленькой комнатке на мансардном этаже. Яркий свет, лившийся из окна, за которым по-прежнему шел снег, резанул привыкшее к густой, мягкой темноте глаза. Между ног было отвратительно мокро, а низ живота тянуло. Возбуждение никуда не делось, и Рей не придумала ничего лучше, чем обхватить бедрами одеяло, и попытаться снять его самостоятельно до того, как нахлынет мучительная рефлексия о содеянном.

Она зажмурилась и возродила в памяти еще свежий образ спальни, погруженной во тьму, зажатых в руке волос и языка, тщательно и умело вылизывающего ее клитор. Имея в арсенале такие фантазии, кончить было элементарно, но о стыде и невыносимой печали пришедших после, Рей никто никогда не предупреждал. Теперь она лежала, беспомощная и злая на себя, уставившись на умывальник и приставленную к стене пару сапог.

- Вот дерьмо, - выругалась она, несколько раз ударила кулаком подушку и оттолкнула в сторону оскверненное одеяло, будто оно было в чем-то виновато и само склонило ее к рукоблудию.

Холодный душ не помог. Не помогли и зверские дергающие движения, которыми она потом расчесывала волосы. Старые добрые пощечины оказались бессильны. И Рей пришла к выводу, что только разве что стоящий на улице мороз сможет ее отрезвить.

Выходить из дома было опасно, поэтому служанка быстро придумала другое решение сложившейся проблемы. В дальней части особняка была оранжерея, в которой было не многим теплее, чем в саду. По этой причине домочадцы не проявляли к ее существованию никакого интереса в холодное время года. Оставалось только незаметно пробраться туда, чтобы сидеть среди пустых стеллажей с землей и злиться на себя сколько угодно. Не хватало еще столкнуться хоть с одной живой душой. А хуже всего, душой командора.