Продам май (сборник)

Спасибо этому дому, пойду к другому.

Вот это уже слишком – падают передо мной на колени, мать снова грозно окликает сына, чтобы он тоже упал. Нда-а, с такой мамочкой поживешь, точно заболеешь… А сколько всего мне надавали, полная машина, не поймешь чего, есть не переесть, носить не переносить. Эт-то что…

– Ну чего смотришь, красавица, садись, довезу.

Даже с шофером… приглядываюсь к шоферу, как бы Петровский мне этого шофера не подослал… Китайцы кивают, ага, похоже, давно они этого водилу знают, рекомендуют…

– Да не боись, третий год летуны вожу, не расшибемся чай… можешь даже и не пристегиваться, повезем как по рельсам.

Сажусь. Дергаю дверцу, не закрывается, эт-то что, автоматическая, что ли… высший класс. Летун выползает из-под купола в жар пустыни, взмывает над мертвой равниной.

Петровский, ты меня не возьмешь.

Я никогда не буду служить тебе одному.

Хоть всю пустыню – от северного полюса до южного – перебери по песчинкам, не найдешь меня, одну-единственную песчинку в пустыне…

Меняю внешность – на этот раз не тычу куда попало, просматриваю каталог, выбираю какого-то мачо с горящими глазами, зря я его выбрал, кажется, какой-то актер, лицо известное…

– Ни фига… это у тебя как получилось?

Вот черт… только теперь понимаю – превратился на глазах у водилы, плакала моя конспирация.

– Да так…

– Ты где такому… выучился?

– Жизнь научит.

– А мне можно?

– А тебе зачем?

Фыркаю. Может, сам поймет, что не можно.

– А это у тебя… от рождения?

– Яс-сное дело, а ты как думал.

– Да нет… Это… что у кого дома переночуешь, тому год жизни подаришь.

– От рождения.

– А как узнал?

– А так… под Рождество это было, еще голод такой стоял, у нас половина трущоб перемерла…

– Из трущоб, что ли?

– Да уж не под куполом рос… не в тепличке… Ну вот, я сам уже с голоду загибался… тут тормозит летун, я к нему, по-привычке ручонку тяну, жрать охота, водила выходит, – садись, малец. А в летуне старик дряхлый кашлем заходится, видно, что жить недолго осталось… Он, видно, грехи замаливать решил, вот меня и подобрал. Переночевал я у него, а он утром здоровый проснулся…

– У него жил?

– Какое… Он увидел, что помирать раздумал, меня за дверь выставил… потом еще какая-то тетка приютила, ее рак жрал… потом и сам по куполам стучался, пустите переночевать… Раньше же куполов много было, это теперь полторы штуки осталось…

– И что, пускали?

– Сначала гнали в три шеи… потом слух пошел, что я людей спасаю… зазывать стали…

– А если две ночи переночуешь, два года подаришь?

– Ну.

– А чего не остался?

– Смеешься? Их вон сколько, умирающих, я один. Человечества-то осталось, одно старичье дряхлое, на ладан дышит… Я вообще первый раз за двадцать лет ребенка увидел… у вас там…

– Лунатик-то ихний? Прикольный… я с ним в шахматы играл…

Перебираю заявки, приглашения, изможденные старческие лица, лица, которые косятся под молодые, вон женщина, на лице – лет сорок, на руках – лет двести, старик, которого язык чешется назвать Кощеем бессмертным, высохшая бабулька, про себя обзываю Пиковой Дамой…

Вас много, а я один…

Песчинка в пустыне…

– Зачем тормозишь? – смотрю на водилу, не понимаю.

– Так вон… жандармерия сзади летит, остановиться велят…

Оглядываюсь, холодеет сердце.

– Не смей.

– Чего-о?

– Тормозить, говорю, не смей, вперед гони, давай…

– Так посадят…

– Ни хрена не посадят… это этот… Петровский по мою душу пришел…

– А ты как узнал? Летун-то жандармский…

– Черта с два. Жандармерии уже лет десять нет, ты все забыть не можешь.

– А куда делась?

– А куда все, туда и она… ниже бери…

Берет ниже – и вовремя, выстрелы режут раскаленный воздух, рвут пространство… Молодец, все понял водила, поднимает напряжение, гонит, гонит летун…

– А теперь кто вместо жандармов?

– А никто.

– А как тогда…

– А никак.

Гоним в никуда, над раскаленной пустыней, даже сейчас, днем, жарит нестерпимо, скалится в темном небе серпик месяца… То ли еще ночью будет, когда взойдет солнце, только бы до ночи добраться хоть куда-нибудь…

Выстрелы режут небо, кажется, сейчас собьют звезды…

– Купол-то где поблизости?

Водила выискивает что-то по навигатору.

– А какой?

– А любой.

– Далеконько.

– Да хоть какой, захудалый самый…

– Все равно дале… от черт…

Земля ощерилась выстрелами, взвилась песчаными вихрями. Навигатор подавился картой мира и сдох, спидометр бьется в истерике.

Петровский, ты меня не возьмешь…