Проданная чернокнижнику

Не было ни страха, ни робости, ни смущения — одно лишь накрывающее с головой желание. Быть с ним, дышать им, принадлежать ему и заявить свои же права на него. Тьма скользила по коже невесомыми лентами. Проникала в меня вместе с воздухом, скручивалась под сердцем. И я с готовностью принимала ее. Слепла от пелены, встающей перед глазами, и пьянела от тумана, поселившегося в голове.

Я не запомнила, как мы очутились на полу, как избавились от одежды. Помнила лишь опьянённые страстью глаза Самаэля, жаркий шёпот во тьме; помнила тяжесть мужского тела, горячее дыхание и сводящий с ума бешеный стук наших сердец. Лишь на миг внезапная боль внизу живота вырвала меня из хмельного тумана, но ласковая тьма сразу смыла её, оставляя лишь чистый, ослепительный восторг.

Мы вместе… Вместе. Вместе!

Осознание этого будоражило, дразнило, рождая в теле незнакомый прежде трепет, искушало поддаться ему. И я поддавалась. Снова и снова, до помутнения, до новых фейерверков перед глазами.

Это было прекраснее всего, что только может быть на свете: вечные клятвы без слов, приносимые друг другу под пологом тьмы.

Чуть позже, лежа в объятиях Самаэля, я зарывалась пальцами в туманное марево, ощущала его мягкость и одновременно чувствовала легкие, почти невесомые прикосновения Самаэля. Щеки горели от смущения, низ живота тянуло.

Поймав внимательный взгляд, я вспыхнула сильнее. Осторожно высвободилась и села.

— Эвелин, все в порядке?

— Конечно, — я улыбнулась.

Слова не приходили, чтобы объяснить причины тлеющей в сердце робости. Но Самаэль все понял сам — поймал меня за руку и развернул ее запястьем вверх. Там, где раньше была монограмма, сейчас появился браслет. Тонкий, сплетенный из тьмы. Живой и подвижный — с каждым движением ресниц он менял узор. Незаметно для окружающих, но ощутимо для меня.

— Связь избранницы и чернокнижника. Тьма не позволила бы нам остановиться, пока не закрепила ее. Ты… жалеешь?

— Нет, — ответила я без тени сомнения. Наклонилась и, почти касаясь губами Самаэля, дополнила: — Точнее, жалею лишь, что мы не поняли этого раньше. Что потеряли столько времени. Я бы хотела никуда не спешить, остаться здесь, с тобой, запомнить каждый миг… Но там Айрис.

— Айрис?

Самаэль отстранился и нахмурился. Потом огляделся, будто впервые задумываясь над тем, где оказался. Задержался взглядом на двери и не говоря ни слова спустил с пальцев юркие черные ленты. Когда они скользнули сквозь дверь, Самаэль тихо зарычал. Вскочил и принялся одеваться.

— Она оставила кольцо, — произнесла я. Поймала полный беспокойства взгляд и тоже потянулась к сброшенным на пол вещам.

Едва мы закончили, Самаэль взмахом руки открыл переход. Поймал мои пальцы, ободряюще улыбнулся и увлек за собой. Я шагнула за ним без страха. Даже не зажмурилась — нырнула во мглу, чтобы уже через секунду ступить на мягкую траву. Нос защекотали ароматы вечерней прохлады и… гари.

Глава 43

Теневое поместье догорало. Западное крыло обрушилось, восточное пока держалось. Но только пока. По вырывающемуся из окон пламени становилось понятно: спасать там уже нечего. На крыльце перед главным входом лежали люди. Много людей. Некоторые были облачены в форменную одежду с нашивками — наверняка имперские гончие. На других тлели остатки рубах и штанов. Обычные горожане. Но что их привело сюда?

— Награда, — ответил Самаэль, стоило мне задать вопрос вслух. — Тайдариус наверняка пообещал озолотить каждого, кто скажет, где искать чернокнижника. Вот только, судя по всему, многие решили, что за мою поимку им заплатят еще больше. Глупцы! Алчность ослепила их не меньше, чем сестринские дары. Столько жизней, потраченных зря…

— Разве император не знал, где тебя искать?

— Он знает, где искать Харта. И чернокнижника. Но знает и то, что у каждого из них хватает тайных мест. Вариантов получалось множество. Ему пришлось объявить награду.

Говоря это, Самаэль медленно продвигался мимо тел. Возле некоторых останавливался, касался их своей силой, словно проверяя что-то. Мимо других проходил почти не глядя. Следуя взмаху его руки, тьма укутала поместье и погасила огонь. Даже недовольное шипение пламени прозвучало едва слышно, будто тьма поглотила и его.

Мы поднялись по черным от сажи ступеням и осторожно переступили порог. Внутри поместья тел оказалось даже больше. Откуда их столько? Бьер ведь говорил о дюжине-полторы. А тут не меньше трех… К горлу подкатила тошнота. Пришлось задышать через рот, чтобы только сдержаться.

Возле одного из тел Самаэль остановился. Вновь коснулся силой, потом присел и дотронулся уже рукой до обожженного черепа. Тьма, сорвавшаяся с его пальцев, опутала останки. Спеленала их бережно, будто дитя. И глядя на муку, исказившую лицо Самаэля, я поняла: это Айрис.