Мать даже не оглянулась на меня, когда говорила это, впрочем, она никогда на меня не смотрела.
— Сначала возьми большую кастрюлю, — велела она, — и положи туда четыре пачки масла. Поставь ее на плиту, чтобы масло таяло. Потом принеси пестик и ступу и начинай растирать вот это.
То, что мне предстояло растереть, было ужасным: твердым и белым, напоминавшим по виду турецкие бобы. Руки заболели очень быстро, но я знала, что мне не позволят отдохнуть, а потому приходилось продолжать работу. Всякий раз, когда я, как мне казалось, завершала дело, мать забирала ступку, высыпала ее содержимое в кастрюлю и возвращала ее мне вместе с очередной порцией бобов. Мы за все время не сказали друг другу ни слова. Мать вообще не разговаривала со мной, не считая разного рода указаний, а я понимала, что не стоит задавать вопросов, когда от меня ждут работы.
Наконец толочь стало нечего. Мать сказала:
— Теперь иди умойся и позавтракай, потом поможешь мне закончить с этим.
Я вышла в туалет, потом вернулась и, плеснув в лицо воды и съев кусочек гренки, спросила:
— Что мы делаем, мама?
— Это для Ханиф, чтобы помочь ей восстановить силы после рождения ребенка.
Я не спрашивала, почему Ханиф нужна помощь, если всю работу выполняю я, но вместо этого выскользнула из кухни, чтобы разбудить Мену.
Манц пришел не скоро. Он сказал, что Ханиф родила мальчика, которого они назвали Фразандом. Он принес с собой детскую кроватку и обратился ко мне:
— Сэм, пойдем наверх, поможешь мне собрать ее.
Я никогда еще не была в спальне Манца и Ханиф. В отличие от нашей она была чистой и светлой, с приятными светлыми обоями на стенах. У них даже были свои телевизор и видеопроигрыватель. Большую часть комнаты занимала двухместная кровать, но у одной из стен было достаточно места для детской кроватки. Манц давал указания: «возьми это» или «подержи здесь, пока я прикреплю то», — но мы не разговаривали друг с другом. Я слишком нервничала, оттого что осталась наедине с Манцем, — его настроение казалось мне слишком непредсказуемым. Как только кроватка была готова, я вернулась в нашу комнату, к Мене.
Пару дней спустя Ханиф приехала из больницы вместе с маленьким Фразандом, завернутым в одеяло. Я внимательно присматривалась, выглядит ли она особенно уставшей, будто очень тяжело работала, как говорила мать. Я действительно обнаружила, что Ханиф немного похудела, что напомнило мне о словах Сайбера по поводу ее полноты.
Мать хотела, чтобы Ханиф села рядом с ней на канапе, но Ханиф сразу направилась к лестнице со словами:
— Я устала, мне нужно прилечь.
Мать тут же указала рукой на лестницу и, пропуская Ханиф вперед, сказала:
— Да, да, конечно. Поднимайся и отдыхай. Сэм принесет тебе еды.
«Ничего удивительного», — подумала я. Меня отослали в кухню стряпать, как только я вернулась домой из школы, чтобы для принцессы, как я стала называть Ханиф, все было готово. В кухне уже ела Мена.
— Мена, помоги мне. Я устала, и мне еще нужно сделать домашнее задание.
— Что нужно делать?
— Я пойду наверх, отнесу Ханиф поесть. А ты пока помой посуду, хорошо?
Я поставила на поднос блюда с рисом и карри, чтобы отнести их Ханиф. Однако, когда я зашла к ней в комнату, меня ждал очень неприятный сюрприз. Там была мать — мать, которая никогда не поднималась на второй этаж. А в соседней комнате на кровати были разбросаны все наши учебники, потому что мы с Меной знали, что никто не будет нас проверять. Мать вышвырнет книги — она выбрасывала все, что было написано по-английски, — и побьет меня, а может быть, и нас обеих, если зайдет и увидит их. Я быстро сообразила, как поступить.
— Ой, я забыла соль и перец.
Я поставила поднос, попятилась, выскочила из комнаты и бросилась в нашу спальню. Тихонько собрав книги, я спрятала их под кровать, а потом спустилась в кухню.
Мена уже стояла у раковины.
— Ты не спрятала книги! — прошипела я.
— И что? — ответила она. — Мать никогда не поднимается… — Ее лицо исказилось от ужаса.
— Все нормально, на этот раз я успела спрятать их под кровать, — успокоила я.
В этот момент мать прокричала сверху:
— Сэм, ты умерла? Тебя кто-то убил там, внизу? Мы ждем соль.
Я взяла соль и улыбнулась Мене:
— Повезло нам, да?
Ханиф сердито выхватила у меня соль, как будто я оскорбила ее, заставив ждать. «Ха, — подумала я, — быстро же ей удалось восстановить силы».
— Простите, я не смогла сразу ее найти, — пояснила я как можно более невинным тоном.
Мать сидела ко мне спиной, и я не устояла перед искушением: я показала ей дулю, когда никто не видел, и почувствовала, пусть и низменное, удовольствие от этого жеста.