– Ну, не нам с тобой решать, правильно это или не правильно. Мы с тобой не купцы и не политики, наша задача приказы выполнять, ни больше и не меньше. И мы приказ выполнили! Я с товарищами боевыми в Вашингтоне, а ты здесь врагов по ложному следу пустил. А все вместе мы помогли барону, Стеклю свое дело сделать, а это значит, что облегчение ему привнесли в делах государственной важности. Держи флягу, Орлов! Все ведь хорошо закончилось!
– Можем же мы, иметь свое мнение, – отозвался тот.
– Конечно, можем! Я вот, например, считаю это очень дальновидным шагом.
– Почему?
– Эх, Константин Петрович! – воскликнул Семенов. – Ну, не может империя защищать эту колонию отдаленную! От того здесь и запустение такое, казна в державе после войны вся в разорении. Одним, словом уж лучше продать, а то ведь и даром потерять могли.
– Супротив англичан и с американцами объединиться могли, а с представителями Рима, мы бы и сами управились, – буркнул поручик, глотая коньяк.
– Видишь ли, Орлов, силу католического мира не стоит преуменьшать, как впрочем, и преувеличивать, – покачав головой, проговорил Семенов. – Известно ведь, что Вечный город, давно уже погряз в роскоши и богатстве, которые притекают к нему со всего мира. Во многом именно это и способствовало тому, что он стал центром торговых и финансовых операций. Однако для Рима, как и для его многочисленных орденов, сейчас наступили не лучшие времена.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурившись, спросил поручик, возвращая флягу.
– Отношения между Римом и тронами все более осложняются. Сам Бисмарк заявил, что видит опасность в том, что католические круги и папский престол все больше влияют на политику Германии. И его тут же поддержала, независимая германская церковь. В той же Швейцарии, протестантские кантоны все активнее выступают за изгнание иезуитов, а их новая конституция вообще объявила о свободе и равенстве всех вероисповеданий.
– А, для иезуитов – это смерти подобно, – пробормотал поручик, подкидывая в костер дымящуюся головешку.
– Вот именно! Да, что там Германия со Швейцарией? По донесениям наших конфидентов, военно-экономический потенциал Наполеона третьего подорван! А, что это значит?
– Погоди, погоди, Иван Федорович, – прошептал Орлов. – Ты хочешь сказать, что он будет вынужден, отозвать французский корпус из Рима?
– Именно так! – выпалил тот, хлебнув из фляги. – А, это значит, что итальянские войска займут Рим и присоединят его к Италии!
– Чудны дела твои Господи, – покачав головой, прошептал поручик. – Кто бы мог подумать, что падет сама папская область. А, что же говорит их папа?
– Он уже заявил, что в таком случае, никогда больше не покинет стен Ватикана! Понимаешь? Он теперь будет сидеть за стенами Ватикана! Так, что как только итальянские войска войдут в Рим через ворота Пия, то Рим освободится от вековой зависимости папского престола. Не будет больше никогда папской области! Смекаешь, теперь, что в мире творится? А ты заладил Аляска, да Аляска!
– Да, выходит так, что весь мир стремительно меняется.
– Причем не только католический, но и православный!
– Что ты имеешь в виду?
– Наша империя православная, язвами постепенно изнутри покрывается. Революционный бред начинает набирать силу.
– Ты имеешь в виду бомбистов, поднимающих руку на самого императора? Или речь ведешь, о реформах коим препятствия чинят разные?
– И о том, и о другом, – отозвался Семенов, угощая папиросой. – Император убежден, что самодержавная власть наиболее подходит нашей империи.
– Но ведь он прав! Такая огромная страна, со многими национальностями… Как же иначе управлять все этим хозяйством?
– Я тоже так считаю, только вот бомбисты думают по другому, – пробурчал Семенов, отхлебывая из фляги.
– Мне кажется, ерунда все это! – отрезал Орлов. – На кучку смутьянов, жандармерия всегда найдет управу.
Семенов покачал головой и, глядя, на пламя костра сказал:
– Дай то Бог. Только смутьянов становится все больше, а в рабочей среде появляются рабочие организации, которые уже начинают выдвигать политические требования. А это уже само по себе тревожно. Чего загрустил, Константин Петрович? В живых остался, дело сделал, радоваться надобно!
– Я, просто думаю…, что же с нами стало? Что стало с Россией, которая восхищала мир Жуковским и Далем, Глинкой и Пушкиным? Что стало с Россией, которая еще по указу Павла твердо встала на эту землю, через труды и подвиги таких как Беренг и Баранов и которая отказывается теперь от этих земель?
– Эх, Константин Петрович, – проговорил собеседник, возвращая флягу. – Не надо винить в этом никого! Все сложилось так, как сложилось! В воздухе пахнет новой войной, а мы еще от, старой не оправились. Куда тут еще за эти леса да камни цепляться? Не до далеких колоний нам сейчас!
– Про турок имеешь в виду?
– Про них паршивцев, я говорю! В турецких провинциях Боснии и Герцеговины, да и в Болгарии, по данным наших конфидентов, вот-вот полыхнут восстания супротив осман. Мы будем обречены на втягивания в эту войну, к сожалению, разумеется.
– Может еще удастся уклониться? – глотая коньяк, предположил Орлов.