Рост основного капитала стабилизирует предприятие, делает его независимым от внешних кредиторов и защищает от риска быть поглощенным другой компанией. Но и прирост культурного капитала тоже небесполезен, особенно для фирм, производящих вредные продукты. Philip Morris
и Seagrams – образцовые примеры того, как придать безупречный имидж опасным для здоровья продуктам: скрепить их с высоким престижем искусства и культуры, добиться финансовой зависимости и завязать политические контакты, обеспечивающие предприятию необходимую маневренность. Банальная истина хозяйственной жизни состоит в том, что всё в предприятии направлено на экономическую выгоду. То, что искусство является средством для достижения этой цели, можно было заключить уже в 1982 году из слов Джорджа Вейсмана, тогдашнего председателя правления Philip Morris: «Фундаментальный интерес экономики в искусстве есть интерес личный»[116]. Когда в 1994 году муниципалитет Нью-Йорка хотел ввести запрет на курение в общественных местах, Philip Morris пригрозил перевести свое главное управление вместе с 2 тысячами сотрудников и предоставить нью-йоркский мир искусства самому себе со всеми вытекающими последствиями в виде снижения качества и количества театра, танца, музыки и художественных выставок[117]. Как пишет историк искусства Чин-Тао Ву в своем исследовании, посвященном приватизации культуры в США и Великобритании, музеи были мобилизованы оказать влияние на муниципалитет, преимущественно, конечно, в собственных интересах, но в конечном итоге в интересах предприятия[118]. В этот момент меценаты и мутировали в макиавеллистов, а культурный капитал в политическую власть, несмотря на то, что в данном случае Philip Morris остался в проигрыше. Тем временем Altria приютила в своем центральном управлении один из отделов Музея американского искусства Уитни и профинансировала все его программы[119].В 2006 году крупный швейцарский банк UBS
, один из главных спонсоров галереи Тейт, 6 месяцев показывал там фотографии из своего собрания. Банк использовал музей в качестве сцены для саморекламы и повышения ценности собственной коллекции. Выгоду смогли извлечь те состоятельные частные клиенты UBS, которые последовали рекомендациям UBS по вложениям в арт-рынок. Ведь компетентные советы по части покупки искусства, которыми делился с ними Жан-Кристоф Амман, влияли также, в силу его работы в консультативном совете, на закупочную политику художественного собрания UBS[120]. В 1995 году Амман, будучи директором Франкфуртского музея современного искусства, сдал в аренду спонсору музейный фасад и объявил в газете Frankfurter Allgemeine: «Мы хотим стать частью философии предприятия». Поставленной цели он благополучно достиг. Галерея Тейт, кажется, стала частью философии UBS.В 2004 году Городской музей Амстердама заключил пятилетний спонсорский договор с банком ABN Amro
. Крупный нидерландский банк, помимо прочего, получил право использовать картины из музейной коллекции для коммерческих целей и готовить все тексты для прессы, в которых музей сообщает о совместных выставках. Два года спустя музей был преобразован в частное учреждение. Коллекция и здание остались в собственности города Амстердама, который хоть и выступал пока в качестве инвестора, но утратил право на ознакомление со спонсорскими договорами[121]. Управление взял на себя Фонд музея. Главой наблюдательного совета стал Рейкман Грунинк, председатель правления ABN Amro.Искусство – это поле битвы, на котором сталкиваются не только личные пристрастия, вопрос о статусе и денежные интересы. Искусство – дело политическое. Ведь в искусстве всегда задаются одни и те же вопросы: кто финансирует искусство? Кто дает определение искусству? Кто наживается на искусстве? Всё это вопросы власти. Искусство же часто становилось овечьей шкурой, под которой укрывалась волчья стая власть имущих. В течение всей своей истории искусство постоянно использовалось в качестве средства осуществления чуждых ему интересов: пропаганде правильной веры, проведению в жизнь политической идеологии, реализации финансовых проектов. Да и сегодняшние чуть заметные изменения полномочий внутри системы влияния на оценку искусства тоже политизированы, так как они отображают изменения полномочий внутри общества. Состоявшийся в последние десятилетия сдвиг от общественного к частному поощрению искусства, от художественного содержания к коммерческой цели также имеет политическое измерение. В Германии знаком того, что сдвиг этот произошел, стал тот факт, что частные коллекционеры начали заявлять права на общественные помещения и общественные деньги для складирования, сохранения, демонстрации и повышения стоимости своих художественных ценностей.
Волки и овцы. Рынок в музее