Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем

В первый день выставки я вошел в главный павильон и нашел там Джонсона и Вуделля, уже хлопотавшими над установкой нашего стенда. Они выставили ровными рядами новые модели кроссовок «Тайгер», а теперь были заняты устройством пирамид из оранжевых обувных коробок с новинками — моделями «Найк». В те годы обувные коробки были либо белыми, либо синими — и только, но я хотел, чтобы у нас что-то выделялось, чтобы что-то сразу бросалось в глаза на полках магазинов спортивных товаров. Поэтому я попросил «Ниппон Раббер» упаковать кроссовки в коробки ярко-оранжевого неонового цвета, полагая, что это — самый смелый цвет радуги. Джонсону и Вуделлю понравился оранжевый цвет, понравилось и отпечатанное на боковой стороне коробок белыми строчными литерами название «Найк». Но когда они раскрыли коробки и осмотрели сами кроссовки, оба были поражены.

Качество этих кроссовок из первой партии, выпущенной компанией «Ниппон Раббер», не дотягивало до качества «Тайгеров» или образцов, которые мы видели раньше. Кожа была блестящей, но не в хорошем смысле. Кроссовки Wet-Flyte в буквальном смысле оказались «сырыми» (Wet — мокрый, сырой; Flyte — стилизованное написание слова flight (сравните с написанием lyte — вместо light); словосочетание Wet-Flyte допустимо перевести как «полет на всех парусах» — по аналогии с wet sail. Паруса, как известно, при быстром движении судна намокают от рассекаемых на ветру волн — отсюда дословный перевод выражения: нестись на мокрых парусах. Автор обыгрывает слово «мокрые», называя присланную обувь «мокрой», т. е. «сырой», недоработанной, некачественной. — Прим. пер.), будто покрытыми непросохшей дешевой краской или лаком. Верх кроссовок был покрыт полиуретаном, но, по всей видимости, «Ниппон» оказалась не более опытной, чем Бауэрман, работавший с этим коварным, химически нестойким веществом. Логотип сбоку, изображавший выдумку Кэролин — летящее крыло, которое мы прозвали «свуш», выглядел кривым.

Я сел, обхватив голову руками. И смотрел на наши оранжевые пирамиды. В моей памяти возникли пирамиды Гизы. Прошло всего десять лет с тех пор, как я был там, преодолевая пески верхом на верблюде, как Лоуренс Аравийский, будучи настолько свободным, насколько может быть свободным человек. Теперь же я сидел в Чикаго, обремененный долгами глава балансирующей на грани краха обувной компании, и выставлял на всеобщее обозрение новый бренд — образец никудышного мастерства с кривыми свушами. Все суета сует.

Я окинул взглядом выставочный павильон, я видел вокруг тысячи торговых представителей, роящихся вокруг стендов, других стендов. Слышал, как они ахают и охают, разглядывая другую спортивную обувь, впервые выставленную на обозрение. Я ощущал себя парнишкой, пришедшим на детскую научно-техническую выставку, который недостаточно усердно поработал над своим проектом, который вообще не начинал над ним работать до вчерашнего дня. Другие ребята представили свои макеты действующих вулканов, машин, способных метать громы и молнии, а я принес вращающуюся модель Солнечной системы, соорудив ее из маминых вешалок с налипшими на них нафталиновыми шариками.

Будь все проклято — не время устраивать презентацию ущербной обуви. Что еще хуже, нам надо было впаривать эту неполноценную обувь тем, кто не был людьми нашего типа. Они были торговцами. Они говорили, как торгаши, ходили, как торгаши, и одеты были, как торгаши — в плотно обтягивающих рубашках из полиэстера и в широких брюках Sansabelt (не требующих ношения ремня, с вшитой в пояс широкой эластичной лентой. — Прим. пер.). Они были экстравертами, мы — интровертами. Они не понимали нас, мы — их, и все же наше будущее зависело от них. И теперь нам предстояло каким-то образом убедить их в том, что эта новинка «Найк» стоила затраченного ими времени и доверия — и денег.

Я был на грани потери всего, прямо на грани. А затем я увидел, что Джонсон с Вуделлем уже были в состоянии полной потери, и я понял, что не могу себе позволить такого. Как Пенни, они встряхнули меня своим приступом панического настроения. «Послушайте, — сказал я им, — ребята, это худшее из того, какими могут быть кроссовки. Хуже быть не может. Но они станут лучше. Поэтому, если нам удастся распродать эти… мы сможем выкарабкаться».

Каждый из них покорно покачал головой. Какой у нас был выбор? Вы выглянули из нашего стенда и увидели их, толпу торговцев, приближавшихся к нам, как зомби. Они взяли в руки «найки», поднесли их к свету. Потрогали «свуш». Один спросил другого: «Что это за хрень?» — «Хрень его знает», — ответил другой.

Они стали забрасывать нас вопросами: Эй, что ЭТО?

Это «Найк».

И что это за хрень — «Найк»?

Это греческая богиня Победы.

Греческая что?

Богиня Побе…

А что ЭТО?

Это «свуш».

Что это за хрень такая — «свуш»?

Ответ сам вырвался у меня: это тот звук, который вы слышите, когда мимо вас кто-то проносится.

Им это понравилось. О, им это здорово понравилось.