Продавец прошлого

— Она уверяет, что знала. Рассказала мне, что Марина много лет скрывала от нее трагедию. Пока однажды, это должно было случиться, кто-то, какая-то приятельница, вроде однокурсница, что-то такое ей сказала. Анжела отреагировала очень болезненно. Поссорилась с Мариной и ее мужем, своими родителями, в конечном счете своими настоящими родителями, замечательными людьми. Поругалась с ними и уехала из Анголы. Отправилась в Лондон. Затем в Нью-Йорк. Она узнала, что я фотограф, и по этой причине заинтересовалась фотографией. Стала, как и я, фотографом и, как и я, превратилась в кочевницу. Вы несколько месяцев назад удивились совпадению — что мы оба фотографы и вернулись на родину приблизительно в одно и то же время. Вы еще не поверили, что это совпадение. Ну, как видите, это не было чистым совпадением. Анжела клянется, что, как только меня увидела, однажды вечером, — помните? — однажды вечером в вашем доме, клянется, что, как только меня увидела, едва только взглянула, сразу же догадалась, кто я такой. Не знаю. Стоит мне подумать об этой встрече, меня пробивает дрожь. Для меня это была странная встреча. Я-то знал, кто она такая. Никто из нас ничего не сказал. Мы промолчали. Прошли месяцы, и вот, в тот вечер, я выстрелил в Эдмунду, а он кинулся искать прибежища у единственного человека, который мог его приютить, — у Феликса Вентуры, бывшего ученика профессора Гашпара, человека одного с ним рода-племени…

Жузе Бухман замолчал. Допил пиво, которое у него оставалось, сделав долгий глоток, и задумался о чем-то своем, погрузив взгляд в густую листву манго. Ему было хорошо в этом огромном саду. Тень падала на нас, как струя прохладной воды. Время от времени в птичье щебетанье вплетался резкий стрекот цикад. На меня навалился сон, желание закрыть глаза и заснуть, но я устоял, убежденный в том, что, если сейчас засну, через какое-то мгновение проснусь уже в обличье геккона.

— Вы получаете известия от Анжелы?

— Получаю. Как раз сейчас она спускается по Амазонке на одном из тех медлительных неторопливых баркасов, которые ночью покрываются гамаками. Неба там — хоть отбавляй. Много света в воде. Надеюсь, она чувствует себя счастливой.

— Ну, а вы-то счастливы?

— Я наконец обрел покой. Ничего не опасаюсь. Ни к чему не стремлюсь. Думаю, это можно назвать счастьем. Вам известно, что сказал Хаксли[56]? Счастье никогда не бывает грандиозным.

— Что будет с вами дальше?

— Не имею представления. Возможно, стану дедом.

Феликс Вентура начинает вести дневник

Этим утром я обнаружил Эвлалия мертвым. Бедняга Эвлалий. Он свалился к ножкам моей кровати с огромным скорпионом, жутким существом, тоже мертвым, зажатым в зубах. Он погиб в бою, как герой, он, не считавший себя храбрецом. Я похоронил его во дворе, завернув в шелковый платок, один из моих лучших платков, у подножья авокадо. Я выбрал влажную, покрытую мхом сторону авокадо, обращенную к западу, потому что там все время тень. Евлалий, как и я, не любил солнца. Мне его будет не хватать. И вот сегодня я решил вести этот дневник, чтобы продлить иллюзию, что меня кто-то слушает. У меня больше не будет такого слушателя, как он.