— Думаешь он не сможет с тобой общаться, как раньше? Думаешь, что всегда будет помнить ту гадость что ты сделала в его сторону? — Наиль поднял голову, вдыхая еще теплый осенний воздух — улыбнулся. — Могу открыть тебе секрет, сестра? — я уверенно кивнула. — Мы, парни, стараемся жить в режиме энергосбережения и чаще всего от любых конфликтных ситуаций весьма отходчивы… Сестра?
— А? — я засмотрелась на его профиль, и подумала какими бы словами описала его. Может «благородный»?
— Надеюсь ты слышала, что я сказал, потому что повторять не буду.
— Режим энергосбережения.
— Вроде того… — улыбнулся он в ответ. — Сестра, все будет так как надо. Но это не значит, что нельзя ничего делать для лучшего результата, — мудрый непогодам Наиль даже не притронулся к обеду, параллельно с выверенной речью для меня он будто размышлял о чем-то еще. О новой роли в театре? Или так же, как я, о будущем и в какой компании собирается его провести. — Возможно будет больно, первое время или ты можешь ничего не добиться в финале, но нельзя опускать руки. Никогда. Слышишь?
— Да.
Наиль, как и многие творческие личности переживают все внутри себя, редко делятся сокровенным, и уникальный, если нужна поддержка. В такие моменты, я с большей уверенностью подтверждаю свои мысли о том, что благодарна, за то, что Наиль и его благородный подбородок появились в нашей семье.
Мы вернулись в школу. Следующий урок — литература. Глеб со всего маха сел на свое место, практически ложась на меня.
— Ты нормальный? — Глеб неотрывно смотрел в сторону Артура, положа свой затылок на мое плечо.
— Ты знала, что Артур в тебя влюблен?
8
Все, что я знала о потрясениях не сравнится с тем, что я услышала в тот момент. Никакой ушат воды в постель по неожиданности не стоит рядом по эмоциональной окраске с только что услышанными словами. Заветными словами.
Это пропасть. Вот она, высоко в горах, и ты уже летишь без каната, без инструктора, страховочного троса. На встречу ветру, и твердым беспощадным острым скалам. Прыжок веры. Свободные падение… в бездну. В зубастую пропасть из камня что так жаждет меня забрать. А мне остается только расправить руки и в режиме реального времени наслаждаться видом из первого ряда с эффектом «полного погружения».
— Мне не интересно, — я даже сама не ожидала, что скажу подобное.
Мне бы прыгать от счастья, хлопать в ладоши, как маленький ребенок. Но я испугалась, ожидая ловушки. Потупила взгляд, сжимая поледеневшие ладони в кулаки.
— Да? Как хочешь, — Глеб грамотно выстроил предложение. Он хочет, чтобы я его умоляла? Кричала: «Что правда? Расскажи мне все? А что он сказал?».
Я смотрела прямо перед собой, стараясь даже бровью лишний раз не дергать в сторону Глеба.
— Кажется, тебе стоит все же поискать другое место. Знаешь мне непривычно сидеть с кем-то, — решилась и повернулась в его сторону, заглядывая в черные ни с чем не сравнимые глаза. Пугающие своей чернотой, как из глубины.
Глеб, быстро осмотрев меня, как страницу на Википедии видимо решил, что понял меня, ответил:
— Нет, я останусь на этом месте. Ты мне больше нравишься, чем остальные.
Мне стало не комфортно, я чувствовала, как он не сводил с меня взгляд. Я оглянулась, чтобы посмотреть есть ли свободная парта.
Нет!
«Неудачница! — корила себя, вжимаясь в стул стараясь дышать равномерно. — Потерпи еще один урок».
⸎ ⸎ ⸎
Не задерживаясь, со звонком оповещающего о свободе и разрешение покинуть последний урок, я вышла со всеми своими вещами, по пути поправляя лямки и ремешки, пуговицы на легкой куртке. Из сумки все вывалилось, пришлось наспех собирать. Дрожали руки, я приказала себе успокоиться. Сделала глубокий вдох, считая до десяти в обратном порядке, направилась к выходу, где меня перехватила поджидающая Наталья Григорьевна:
— Дания!
Неожиданно в коридоре эхом прозвучало мое полное имя и вызвало яркое воспоминание из детства.
Тогда я предположила, что родители мечтали жить в Дании, а вместо мечты появилась я. Они криво посмеялись на мое заявление, как будто мои выводы и мысли были близки к реальным событиям.
— Ну может Норвегия? — предположила, разглядывая свой новенький и первый в жизни паспорт; положенный мне в четырнадцать лет.
Тогда родители убедительно заверили, что я ошибаюсь.
— Демидова Дания Сергеевна, — медленно читая ламинированную бумажку с фотографией, скривилась я.
Звучит так, будто буквы положили в блендер и нажали на кнопку «старт». После тщательного перемешивания вывалился за ненадобностью вот такой набор. Ладно! Я люблю свое имя, но мне искренне было не понятно, как родители могли в здравом уме и трезвой памяти остановиться на имени Дания.
Помню, как в два года топая ножкой я кричала:
— Дана!
Все смирились и называли меня исключительно так как я велела, потом я с наслаждением, что все по-моему — успокоилась.
— Я! — отозвалась и тут же повернулась к преподавателю.
— Дания, — повторила учительница, я скривилась, но тут мои истерики были бессильны, — я хотела с тобой поговорить, — Наталья Григорьевна мялась, видимо не знала с чего начать.