Продавец слов: Она

— Думает, что мне до сих пор восемь лет. «Спокойной ночи малыши» и спать! И никаких возражений в наше время не принимается, но мы и не станем спорить, правда?

— Мы остались без ужастиков в час ночи? — огорченно уточнила я.

Это была наша традиция, выбрать самый страшный фильм и смотреть его ночью, кричать, визжать и пугаться.

Митя снова будто напоказ фыркнул. Достал из рюкзака вино, что я забрала вчера с торжества у своих одноклассников, и с обворожительной улыбкой произнес:

— Даже лучше!

Мама Мити всю жизнь работала в ночные смены (так платили больше), она была врачом и иногда подрабатывала на скорой или в неотложке. С таким графиком и работой контролировать нас было тяжело, тем более, когда дети растут не по дням, а по часам. И хитрить мы научились с ранних лет.

— Что посмотрим? — глаза Мити ехидно забегали, а улыбка становилась только шире.

— Что-то очень-очень страшное, — я, хромая отправилась за бокалами для вина, оставив Митю в терзаниях о кино и бесконечным списком фильмов-ужасов.

— «Пила[1]»! — выкрикнул он.

— Он не страшный! — не довольно отреагировала я. Разочаровал его выбор, знает же, что мне по душе жутики, выпрыгивающие призраки или неожиданные звонки, оповещающие о скорой смерти.

— О! Я точно знаю, что мы посмотрим и ты не имеешь право отказаться!

— Никакой «Пилы»!

— Без проблем, — уверенно заверил Митя. — Это будет «Ворон[2]»!

— Что за «Ворон»?

— Сюрприз!

— Я хочу знать все, — так и замерла с бокалами в центре комнаты.

— Никаких спойлеров! — в ответ я скорчила рожицу, — иначе неинтересно будет смотреть.

Мы расположились на односпальной кровати поперек, с кружками для чая наполненных красным вином и маленьким ноутбуком, между нами. Фильм проходил на одном дыхании, хотя и был далек от моих пожеланий, поглощая вино, эмоции в конце взяли верх. И я заплакала. Антагонисты были наказаны, но мне казалось, что финал ужасно несправедлив. Осторожно спойлеры! Все умерли! Кто-то обрел покой, кто-то был отомщен, а ребенок остался один…не верю я в чудесатые наивные исцеления. Ее мать ужасная женщина и не вызвала в финале у меня ничего кроме омерзения, хоть показали, что она исправилась, но таких чудес в обычной жизни, что за окном — не бывает.

И вот, я словно нюня распустила сопли и слезы по всему лицу, а Митя надо мной только громко посмеялся.

— Он же хорошо закончился, ты чего? — заплетающимся языком, медленно собрал предложение и вопрос.

Мое тело под действием вина расслабилось и чуть онемело. Казалось, что места куда наносились удары, под действием алкоголя утихли.

— Птичку жалко, — так обычно отвечали родители, когда не находили рационального ответа на поставленный вопрос. Митя с новой силой рассмеялся. — Смотри! — быстро успокоилась я, указывая в окно.

Мне казалось, чудилось или все же было реальностью. Решила проверить и рванула на улицу прямо в пижаме, прихрамывая и забывая о холоде и боли в теле.

— Стой! — крикнул Митя мне в след, не понимая куда я и зачем.

Я не слушала, уже обувала на босые ноги кроссовки. Повернула защелку и открыла дверь. Остановилась на середине двора расправляя руки. Белые крупные хлопья летели с ночного неба беззвездного неба.

— Балда! — выкрикнул очередное ругательство мне Митя. Он был в куртке, а в руках держал мое пальто и шарф, найденный наспех в прихожей.

Я улыбнулась ему и как малое дитё раскрыла рот и высунула язык ловя снежинки.

— Припозднился в этом году первый снег, — пропела я, как одурманенная, ловя языком снежинки.

Что-то бубня себе под нос, — было совсем не разобрать, — Митя подошел ко мне, надел на мои плечи пальто и завязал шарф покрывая голову, плотнее завязывая у горла. Я перевела взгляд с падающих хлопьев на лицо Мити, не прекращая улыбаться. На секунду я подумала, что было бы хорошо, вот так и остаться тут, закрыться от всего мира, спрятаться и не высовывать нос; не видеть одноклассников и их надменных и перекошенных лиц.

Улыбка быстро сползла с моего лица, я заметила, как лицо Мити быстро приближалось к моему, уверенный в своих действиях.

— Даже не думай! — трезвым, собранным голосом приказала я. Его губы замерли вблизи от моих. Я почувствовала его горячее сбившееся дыхание. Наши взгляды встретились, и больше ничего не требовалось. Никаких объяснений.

На секунду Митя нахмурился, предполагая варианты дальнейших действий или даже возможных сказанных слов. Он все понял. Его одурманенное посуровевшее и теперь отстранённое выражение лица сменилось на собранное, явно контролирующее свои мысли и поступки.

Митя сделал несколько шагов назад, отпуская меня.

— И как давно ты знаешь? — его голос стал холодным.

— Не то, чтобы я не догадывалась, — от моих слов его брови поползли вверх. А он видимо не догадывался о том, насколько его поведение очевидно для других, к сожалению, и для меня, — летом после девятого класса, — добавила я для конкретики.

— Это плохо? — я молчала и смотрела себе под ноги. — Почему нет?