— Да, мы сделаем так, чтобы след от раны на лице был совершенно незаметен. У нас прекрасные специалисты.
— Пойдем костюм выбирать. Наверное, нужен черный?
Они перемещаются в спальню. Вдова шествует нетвердо, слегка оступается, и Савве приходится ее поддержать.
В квартире оборудована, по последнему слову моды, гардеробная комната — смежная со спальней. Там много барахла. Одна треть пространства принадлежит покойному, две трети — вдове.
— Рубашка, наверное, подойдет вот эта. Строгая, белая. Я подарила ему на прошлый Новый год. И галстук, конечно, тоже черный — хотя он черные не любил, но все равно в гардеробе держал. Смеялся: похоронные… Вот, в этом он отца своего хоронил… И костюм вот этот…
Она снимает со штанги плечики с костюмом, вдруг прижимает его к себе и зарывается в него лицом. Плачет:
— Им пахнет…
А потом роняет костюм и начинает рыдать горько, навзрыд, закрыв лицо обеими руками.
Савва стоит на расстоянии шага, но ничего не предпринимает. Тогда она бросается к нему и начинает в буквальном смысле плакать ему в жилетку, омачивая слезами рубашку и лацканы пиджака. Похоронный агент несмело приобнимает ее и похлопывает по плечам. В его прикосновениях нет ничего сексуального. А вдова вдруг хватает его голову обеими руками и начинает исступленно целовать лицо и губы.
— Мне это так нужно… — в полузабытьи шепчет она.
Но Савва отстраняет ее и делает шаг назад.
— Не надо, Ксения, — говорит он очень трезво. — Потом вы будете очень жалеть.
Проходит еще какое-то время, и вот мы уже видим поминки по Егору.
Дело происходит в кафе, приглашенных много, человек пятьдесят, а то и семьдесят. На отдельном столике — портрет покойного с черным бантом в углу фото, перед ним — шкалик водки, накрытый черным хлебом.
Главное место за столом занимает, естественно, вдова. Рядом с ней — руководители фирмы «Камни-Кол», в которой работал покойный. Это латиноамериканец-красавчик по имени Мигель, подле него — русская жена и еще одна сотрудница компании, красавица-блондинка Настя. Мигель прекрасно говорит по-русски, лишь с небольшим акцентом.
Рядом с этой сиятельной парой — дама лет пятидесяти, холеная и властная. Ее зовут Молена, и она самая важная здесь персона, потому что представляет фирму-партнера из Колумбии. Она поставляет на наш рынок драгоценные камни, а реализует их компания, в которой Егор Горчаков был одним из руководителей. Дама практически не изъясняется на нашем языке, рядом с нею русскоязычный толмач и помощник Кирилл.
Присутствует на тризне и Савва — не в качестве гостя, а как распорядитель. Он следит за тем, чтобы поминки прошли достойно, оговоренные блюда и напитки вовремя появлялись на столах. По ходу дела он представляется наиболее важным гостям — Мигелю, Насте, колумбийской гранд-даме Молене, ее переводчику Кириллу — и раздает им свои визитные карточки.
Слово берет Молена, представительница фирмы-поставщика из Колумбии. Она говорит по-испански, но рядом с ней — Кирилл, который переводит ее заупокойный спич. В нем звучит по адресу Егора: «Прекрасный, честный, благородный… Надежный, умный, мотивированный… Быстро принимающий решения, инициативный, по-хорошему творческий…» — и другое заупокойное бла-бла-бла.
Кто-то рядом с Саввой шепчет: «Золотое правило загробной речи: все реальные качества героя заменяй антонимами. Если лентяй — трудолюбивый. Если вор — честный и бескорыстный».
— А Егор был лентяем или вором? — переспрашивает другой любознательный гость.
— Он был деятельным, но бескорыстным, правильно говорят в заупокойном слове, — с иронией, переходящей в сарказм, поясняет злоязыкий коллега.
Савва обращает внимание на эту реплику.
Постепенно поминки становятся все менее принужденными, превращаясь в классическую русскую пьянку.
Похоронный агент — он держит себя здесь хозяином — в кухонном коридоре отчитывает метрдотеля:
— …И если ваша официантка не может удержаться от хиханек-хаханек, улыбочек или пустого кокетства, вы должны, как старшая по залу, призвать ее к порядку — или вовсе отстранить от работы. Это поминки, а не свадьба и не корпоратив! Вы хорошо меня поняли?
— Да, Савва Васильевич, — лепечет метрдотельша.
А рядом, в укромном уголке, творится удивительное: улучив момент, Мигель зажимает в угол вдовушку Ксению и начинает покрывать ее лицо страстными поцелуями.
— Мигель, не здесь, я тебя прошу… — бормочет она, высвобождаясь. — Не здесь и не сейчас…
Эту картину замечает Савва, но тут же отворачивается и отходит в сторону. Он думает, что это его совершенно не касается, да и видит парочку наверняка в последний раз в жизни.
Но в этом он ошибается.
Тем временем в той же самой допросной, что и прежде, опер Коршунов разговаривает со вторым из подозреваемых в преступном сговоре с целью убийства — Сироткиным: