— Томас, я хотел тебя видеть. Поговорить с тобой. Удостовериться, что с тобой все в порядке. Ты же мой брат, чувак.
Он никак не отреагировал на мои слова. Вообще никак.
Некоторое время я смотрел на него в профиль.
— Что-то не так? — спросил я.
Он равнодушно повел плечом.
— Все в норме,
— Ты? Неправильный?
— Я был идиотом, пытаясь жить так, как я жил, — ответил он.
Я внимательно посмотрел на него.
— Чего?
Он небрежно махнул рукой вокруг себя.
— Салон. Постоянное недоедание — все по крохам. И… — Он пожал плечами. — Все это вообще.
Я смотрел на него в упор.
— Что, — спросил я у него очень тихо, — сделал с тобой Перевертыш?
— Напомнил мне, кто я на самом деле.
— Да?
Томас повернулся и посмотрел на меня своими спокойными, темно-серыми глазами.
— Да. И ему не пришлось долго стараться, как только он распознал что к чему.
Мне сделалось немного дурно.
— Что произошло?
— Он подвесил меня за ноги, — спокойно ответил Томас. — И срезал кожу. Небольшими кусочками. Не спеша.
Я поежился.
— Это больно, — продолжал он. — Не особенно опасно для нашей породы. Мой демон регенерировал кожу без особого труда — но он проголодался. Очень, очень сильно проголодался. — В глазах его внезапно блеснуло серебро, и он отвернулся. — Он привел ко мне, в яму, где меня держал, человеческую самку. И скормил ее мне.
— Блин-тарарам, — выдохнул я.
Томас смотрел на беспокойно ходивших из стороны в сторону тигров.
— Хорошенькую. Лет шестнадцати, наверное… Не знаю точно. Не спрашивал. — Он развел руками. — Разумеется, кормление ее убило. Кажется, я не объяснял тебе, на что это похоже?
— На что это похоже? — спросил я хриплым шепотом.
— Словно ты становишься легче, — произнес он, мечтательно закрыв глаза. — Словно погружаешься в тепло костра, после того как несколько часов трясся от холода. Словно горячий стейк, после того как целый день плавал в холодной воде. Это тебя преображает, Гарри. Ты начинаешь ощущать себя… — глаза его сделались отрешенными, пустыми, — полноценным.
Я тряхнул головой.
— Томас. Господи.
— Когда она умерла, а мое тело восстановилось, Перевертыш снова начал меня пытать, пока не довел до такого же отчаянного состояния. Тогда он скормил мне еще телок. — Он пожал плечами. — Снова и снова. Должно быть, раз пять или шесть. Давал мне молодых женщин и снова мучил. Когда он притащил меня на остров, я готов был собственные потроха грызть. Честно говоря, я это плохо помню. — Он улыбнулся. — Помню, как увидел Молли. Но ты, похоже, неплохо ее обучил — она умеет защищаться.
— Томас, — мягко произнес я.
Он ухмыльнулся.
— Если она тебе вдруг надоест, надеюсь, ты дашь мне знать.
Я в ужасе смотрел на него.
—
Он снова посмотрел на меня, все еще ухмыляясь, но надолго его не хватило. Глаза его снова сделались пустыми, только немного отчаяния виднелось еще на дне. Он снова отвернулся.
— Тебе этого не понять, Гарри.
— Так поговори со мной, — настаивал я. — Господи, Томас. Это
— Очень даже я, — огрызнулся он, едва не шипя от раздражения. —
— Томас, — прошептал я. — Ради бога, чувак. Ты ведь не хотел быть таким. Я-то тебя знаю, чувак. Я тебя видел.
— Ты видел того, кем я хотел стать, — возразил он. — Кем я себе казался. — Он тряхнул головой и оглянулся на гулявшую по зоопарку публику. — Сыграем в игру?
— Какую еще игру?
Он кивнул в сторону двух девушек, проходивших мимо нас с рожками мороженого в руках.
— Что ты видишь, глядя на них? Самая первая мысль?
Я зажмурился. Потом открыл глаза.
— Так… Блондинка и брюнетка, для меня слишком малолетки, но ничего, смотреть можно. Готов поспорить, блондинка за эти туфли переплатила.
Он кивнул и ткнул пальцем в направлении пожилой пары, сидевшей на скамейке.
— Эти?
— Ругаются из-за чего-то, и обоим это нравится. Они столько прожили вместе, что для них это в порядке вещей. Поругаются, возьмутся за руки и будут вместе смеяться над этой ссорой.
Он побарабанил пальцем по губам и указал на мать, подгонявшую по дорожке троих детей разного калибра.
— Эти?
— У нее на пальце дорогое кольцо, но в зоопарк с детьми она поехала одна. Все дети одеты почти одинаково. Муж работает как вол, но она уже не та, что прежде, — посмотри, как тесны ей туфли. Она боится, что станет соломенной вдовой, а то и экс-женой. Вот-вот заплачет.
— Так-так, — сказал он. — Сказать, что я о них думаю?
Я нахмурился и кивнул.
Томас нацелил палец в молодую женщину с мороженым.
— Еда, — палец его переместился на пожилую пару. — Еда. — На мать с детьми. — Еда.
Я молча хлопал глазами.
Он подвигал головой из стороны в сторону, несколько раз глубоко вдохнув-выдохнув.