Продажная тварь

Итак, между многими городами-призраками началась подковерная борьба за право стать городом-побратимом Диккенса. Заманчивое предложение поступило от процветающего, а ныне заброшенного квартала Вароша[123] в городе Фамагуста на Кипре, из которого все греки были эвакуированы турками и с тех пор там никто не жил и ничего не было построено. Мы также получили потрясающую заявку от Бокор Хилл Стейшн[124], необитаемого французского курорта: руины его колониальных зданий в стиле рококо так и гниют в камбоджийских джунглях. После впечатляющей «презентации» в лидеры выбился Кракатау на востоке Явы. На общество городов-побратимов давили такие разрушенные во время войны и эвакуированные города, как Орадур-сюр-Вайрес[125] во Франции и Пауа[126] и Гороумо[127] в Центральноафриканской Республике. Но в итоге мы не смогли не внять страстным призывам Затерянного Города Белой Мужской Привилегии, чье существование многими отвергается (в основном — самими белыми доминантными самцами). Некоторые категорически заявляют, что местная специфика была разрушена хип-хопом и прозой Роберто Боланьо[128]. Что популярность роллов с тунцом и президент-афроамериканец стали для белого доминантного самца тем же, чем зараженные оспой одеяла для существования американских индейцев. Поборники свободной воли и свободного рынка уверяют, что город сам виноват в своей гибели: поток противоречивых религиозных и светских посылов из верхних слоев общества окончательно сбил с толку впечатлительного белого мужчину и довел его до такой тяжелой социальной и психической тревожности, что тот перестал трахаться. Перестал голосовать. Перестал читать. И, что самое главное, перестал считать себя венцом всего и концом всего или, по крайней мере, узнал достаточно, чтобы не высказывать это публично. Во всяком случае, стало невозможно ходить по улицам Затерянного города и тешить эго мифологическими трюизмами вроде «Мы построили эту страну!», при том что смуглые люди вокруг постояннно стучали молотками, что-то строили, готовили первоклассные французские блюда и чинили твои машины. Не покричишь «Люби Америку или уматывай!», когда в глубине души хочешь жить в Торонто. В городе, который, как ты объяснял другим, «по-настоящему космополитический», имея в виду, что он не очень-то и космополитический. Ты уже не мог называть кого-то ниггером, вслух или про себя, если твои собственные дети с бело-лилейной кожей обозвали тебя ниггером за то, что ты не дал им ключи от машины. Когда окружающие «ниггеры» стали делать то, чего не бывало прежде, вроде участия в соревнованиях по плаванию на Олимпиаде или ландшафтного дизайна. М-да, если дело пойдет так дальше, в один прекрасный день ниггер, не дай бог, снимет хорошее кино. Но не волнуйся, о Затерянный Город Белой Мужской Привилегии, настоящий или выдуманный: мы с Хомини были за тебя, готовые породнить тебя с Диккенсом, последним Оплотом Черных.

Сплошные мексиканцы

Глава одиннадцатая

«Кругом сплошные мексиканцы», — тихонько пробормотала Карисма Молина, прикрыв рот ладошкой с идеальным французским маникюром. Я уже не первый раз слышал на публике такие расистские высказывания. С тех пор как по Камино Реал[129] начали блуждать коренные американцы в мокасинах (в поисках источника этого чертова колокольного звона по воскресным утрам, распугивая толсторогих баранов и мешая мескалиновым путешествиям духа), калифорнийцы ругали мексиканцев. Индейцы же искали мира и покоя и в итоге пришли к Иисусу, подневольному труду, кнуту и календарному методу. Работая в пшеничных полях и сидя на дальних церковных скамьях, они тихонько шептали друг другу, когда никто их не видел: «Сплошные мексиканцы».

У белых, которым прежде нечего было сказать черным, кроме как «У нас нет вакансий», «Ты кое-что упустил» или «Подбери мяч», наконец-то появилась тема для разговора. Жаркими летними днями в долине Сан-Фернандо, когда мы тащим к их машинам пакеты с продуктами или забиваем счетами их почтовые ящики, они оборачиваются к нам и говорят: «Кругом сплошные мексиканцы». Молчаливый консенсус между раздраженными незнакомцами: виноваты не жара или влажность, вина лежит на наших смуглых младших братьях, проживающих южнее нас или севернее, под боком, а также в Гроуве, и во всей остальной Калифорнии.

Для черных, исторически самых легальных рабочих в истории, формулировка «кругом сплошные мексиканцы» служит оправданием для участия в расистских митингах против рабочих-нелегалов, которые пытаются добиться улучшения условий жизни. «Сплошные мексиканцы» — это устное оправдание косности, в которой мы погрязли. Мы же любим мечтать о переезде за чаем и листать каталоги недвижимости, подумывая об улучшении жилищных условий.

— Как тебе Глендейл, бэби?

— Сплошные мексиканцы.

— Может, тогда Дауни?

— Сплошные мексиканцы.

— Ну а Беллфлауэр?

— Сплошные мексиканцы.