Продажная тварь

Ведомые скачущим Нестором Лопесом, который лидировал на десять корпусов (спешил за гонораром), одноклассники Шейлы тащились по бетонной равнине. Дети шли сквозь дождь мимо ряда бунгало с рубероидными крышами и окнами, затянутыми газетами и строительным картоном. Эти домики находились в такой негодности, что по сравнению с ними маленькие африканские школы, на которые собирают деньги на ночных телешоу, казались колледжами. Дети шли современной дорогой слез. Потом их распределили вокруг горы деревянного мусора. Дождь колотил по пухлым пакетам с маршмеллоу: и дерево, и засунутые в щели газеты для розжига уже потемнели и пропитались водой, но восторг детей оставался неизменным. За их спинами стояло старое школьное здание, крыша которого была разрушена во время Нортриджского землетрясения 1994 года, но ее так никто и не починил. Карисма провела рукой по колокольчикам, которыми было увешано седло лошади Нестора по имени Парад Роз. От мелодичного звона дети заулыбались, но тут к Карисме подбежала Шейла Кларк.

— Мисс Молина, а вон тот белый отнял у меня одно яйцо! — плаксиво воскликнула она, потирая ушибленное плечо и указывая на круглолицего мальчика-латиноса, который на самом деле был на несколько оттенков смуглее ее.

Мальчик пытался играть яйцом в футбол, гоняя его по мокрому асфальту. Карисма по-матерински поправила Шейле афрокосички. Для меня это было что-то новенькое. Черный ребенок называет латиноамериканского белым. В их возрасте мы играли в «Чур не я!» — тогда еще не появились такие игры, как Kick the Can[139] или «Красный — Зеленый»[140], насилие, нищета и преступность еще не привели к ущемлению права на землю по факту рождения и к разделению на городских и деревенщину, любой житель, независимо от расы, был черным, и степень его черноты определялась не цветом кожи или текстурой волос, а тем, говорил он: «Для всех намерений и целей» или «Для всех, наверное, и целей». Марпесса рассказывала, что хотя у Карисмы — копна прямых волос ниже пояса, а молочно-белая кожа — цвета напитка орчата, ей и в голову не приходило, что она не черная, пока однажды в школу за Карисмой не пришла ее мать. Она говорила и двигалась совсем не так, как ее дочь. Пораженная открытием, Марпесса повернулась к подруге и спросила: «Ты что, мексиканка?» Подумав, что подруга заговаривается, Карисма, побледнев, собралась воскликнуть «Никакая я не мексиканка!», а потом вдруг словно впервые увидела свою мать в окружении черных лиц и ритмов и подумала про себя: «Вот черт, я и вправду мексиканка!! Hijo de puta!» Да, давно это было.

Перед тем как зажечь костер, завуч Молина обратилась к своей армии. Ее серьезный вид и голос свидетельствовали, что она — генерал, зашедший в тупик. Смирившийся с тем, что ее черные и коричневые войска, которые она отправляла в большой мир, не имели особенных шансов.

— Cada dia de carreras profesionales yo pienso la misma cosa. De estos doscientos cincuenta niños, ¿cuantos termináran la escuela secundaria? ¿Cuarenta pinche por ciento? Órale, y de esos cien con suerte, ¿cuantos irán a la universidad? На заочное обучение по интернету? Что-нибудь второстепенное. Клоунский колледж, o loque sea? Человек пять, más o menos. ¿Y cuantos graduaran? Ну, может, только двое. Que lástima. Estamos chingados[141].

Хотя, как большинство черных, выросших в Лос-Анджелесе, словарного запаса на прочих языках мне хватало лишь для флирта с девушками другой этнической принадлежности, я понял, о чем говорит Карисма. Этим детям ни хера не светило.

Я удивился, что у многих детей оказались при себе зажигалки, но как они ни старались разжечь костер, мокрое дерево отказывалось гореть. Тогда Карисма отправила нескольких учеников в сарай. Дети вернулись с тяжелыми картонными коробками, вытряхнули содержимое на землю и сложили из книг (оказалось, это книги) пирамиду примерно в метр высотой.

— Ну, и хули вы ждете?

Ей не пришлось просить дважды. Книги вспыхнули как хворост, языки отличного пламени рванули в небо, и дети принялись поджаривать свои маршмеллоу, нанизанные на карандаши номер два.

Я отвел Карисму в сторону. Как смеет она жечь книги?

— У вас и без того бедная библиотека.