Продажная верность

Хуже всего то, что моя мать сопротивляется, когда я возвращаюсь домой. Она начинает кричать, как только я переступаю порог, потому что сиделка весь день находилась рядом с ней. Она заставляет мою мать принимать лекарства и есть; все, что мама ненавидит делать, за что я ей очень благодарна. Однако ежедневные ссоры выматывают.

В следующий понедельник мать снова кричит, как только я захожу.

— Мне очень жаль, Джиневра. Она заперлась в ванной и отказывается выходить, — я вздыхаю, желая, чтобы стало легче.

— Почему бы тебе не пойти сегодня домой пораньше и отдохнуть. Ты работала шесть дней подряд. Всем нужен выходной, — мне нужно поговорить с Сореном о ее графике работы. Она здесь почти сутками. Никому не полезно так много работать.

Она колеблется.

— Честно говоря, мне будет проще успокоить ее, если здесь будем только мы.

Как только дверь закрывается, мама выходит с улыбкой на лице. Я делаю глубокий вдох, чтобы сдержать свое раздражение.

— Почему ты до сих пор не поговорила с Сореном? — требует она. — Знаешь, я вижу его здесь каждое утро.

— Мам, я устала. Может, мы просто вместе посмотрим телевизор и не будем ссориться?

Лицо моей матери бледнеет, ее рука внезапно хватается за грудь, после чего она падает на колени. Я мчусь к ней, опускаясь рядом с ней, когда набираю 911.

— Мама, что случилось?

Она не отвечает. Похоже, она не может дышать. Я такая глупая, что отпустила сиделку. Я должна была быть сильнее.

Беспомощно смотрю, как парамедики поднимают мою мать на носилки. Я не должна была быть такой эгоисткой… из-за того, что хотела помощи. Я могла бы сказать Сорену, чтобы сиделка приходила несколько дней в неделю. Мне не нужно, чтобы она работала днями напролет, создавая дополнительный стресс для моей матери.

Нас регистрируют в отделении скорой помощи и отводят в маленькую палату, где моя мама сейчас жалуется на слишком жесткую больничную койку. Я твержу себе, что если она возмущается, значит, она дышит. И она, по крайней мере, перестала жаловаться на грудь, так что это, должно быть, хороший знак.

Я смотрю на часы и вижу, что прошло уже два часа с тех пор, как скорая помощь высадила нас, пропустив мимо стойки регистрации. С тех пор мы никого не видели.

— Мисс Паселло? — приветствует меня врач. — Мне очень жаль, что вам пришлось ждать. Никто не знал, кто вы.

Я отмахиваюсь от него, не уверенная, что он имеет в виду. Я ожидала, что пробуду здесь всю ночь. Такие вещи никогда не делаются быстро.

— Мы немедленно отвезем вашу маму в ее палату и проведем всевозможные тесты. Обещаю, мы выясним, что вызвало приступ.

После бесчисленных пробирок крови, ЭКГ и рентгена грудной клетки я совершенно измотана. Моя мама то засыпает, то просыпается, пока мы ждем результаты. По крайней мере, ее кровать кажется достаточно удобной, чтобы она не жаловалась, а мне достается приличный диван, на котором я могу посидеть.

Должно быть, в больнице закончились все маленькие обычные палаты, раз нас поселили здесь.

— Мисс и миссис Паселло, — входит доктор, и я хочу спросить его, во сколько нам обойдется эта палата, но он продолжает говорить: — Хорошие новости, по моему профессиональному мнению, у вашей матери была паническая атака, а не сердечный приступ.

Я бросаю взгляд на маму и вижу, что она все еще спит.

— Я могу разбудить ее, если нужно.

— Нет необходимости, мисс Паселло, ей нужен отдых. Сорен Моретти уже сообщил мне, что я могу поговорить с вами о здоровье вашей матери.

— Сорен? — мое сердце учащенно бьется.

— Да. Он позвонил мне сразу же, как только узнал. Я глубоко сожалею, что вам пришлось ждать. Уверяю вас, этого больше не повторится.

— Откуда вы знаете Сорена?

— Сорен мой босс. Он нанял меня в качестве главного врача в медицинском штате вашей матери.

Я застигнута врасплох, не зная, что сказать. Все это немного ошеломляет. Доктор воспринимает мое молчание как знак того, что он может продолжать.

— Плохие новости… уровень лейкоцитов в крови вашей матери зашкаливает. С ее диагнозом рака она подвержена инфекциям, и я собираюсь оставить ее здесь, чтобы обеспечить ей наилучший уход. Я заказал машину, чтобы отвезти вас домой. Вы не сможете помочь матери, если будете еле держаться на ногах. Вам тоже нужно поспать.

Я смотрю на часы на стене. Два часа ночи. Кто я такая, чтобы спорить с этим человеком?

Сев на заднее сиденье своего личного автомобиля, я звоню Джуду. Как и в любой другой раз, звонок сразу же попадает на голосовую почту. Кто-то должен их прослушивать, потому что его голосовая почта не заполнена, хотя должна, даже если я единственная, кто оставляет ему сообщения.

— Привет, Джуд, это твоя сестра. Мама спрашивала о тебе. Она… она снова в больнице. Где ты? — прошло почти три недели с тех пор, как я видела его в последний раз.

Проснувшись утром, я чувствую себя так, как будто не спала. Я оглядываю себя в зеркале и понимаю, что никакая косметика не исправит усталый вид. Мои пальцы перебирают волосы, то поднимая их вверх, то убирая в сторону, пока они не проскальзывают сквозь них. Не знаю, зачем я сегодня стараюсь привести себя в порядок, потому что это не поможет.