Проделки близнецов

Лотта вместо Луизы едет в Вену.

А Луиза вместо Лотты в Мюнхен.

Глава пятая

Ребенок на чемодане — Одинокие дяденьки в «Империале» — О Пеперле и безошибочном собачьем инстинкте — «Луиза» спрашивает, можно ли ей в Опере помахать рукой — Ошибки в счете — Ширли Темпл не разрешают смотреть собственные фильмы — Сложная внутренняя жизнь господина капельмейстера Пальфи

Мюнхен. Главный вокзал, платформа 16. Паровоз, тяжело дыша, останавливается. В потоке сошедших с поезда пассажиров образуются островки. Это девочки обнимают своих сияющих родителей. Растроганные встречей и счастливой детской трескотней, взрослые забывают, что они еще не дома, а на вокзале!

Но мало-помалу платформа пустеет.

И вот уже там остается один-единственный ребенок. Девочка с лентами в косах. До вчерашнего дня она носила локоны. До вчерашнего дня ее звали Луиза Пальфи.

В конце концов, девочка садится на свой чемодан, крепко стиснув зубы. На вокзале в чужом городе дожидаться мать, которую знаешь только по фотографиям, а она не приходит — это вам не игрушки!

Фрау Луизелотта Пальфи, урожденная Кернер, которая вот уже шесть с половиной лет (с момента своего развода) опять зовется Луизелоттой Кернер, задерживается в редакции «Мюнхенского иллюстрированного журнала», где она работает художественным редактором. Задерживается из-за вновь поступившего материала на первую полосу.

Наконец, ей удается поймать такси. Наконец, она покупает перронный билет и бегом бежит к платформе 16. Платформа пуста.

Но нет! В самом, самом конце платформы на чемодане сидит девочка! Молодая женщина вихрем несется по платформе!

У девочки, сидящей на чемодане, дрожат колени. Детская душа охвачена небывалым волнением. Эта молодая, сияющая от радости, эта живая, настоящая, сломя голову бегущая женщина — ее мама!

— Мама!

Луиза вскакивает, мчится навстречу женщине и, подпрыгнув, повисает у нее на шее.

— Хозяюшка моя! — шепчет женщина сквозь слезы. — Наконец-то, наконец-то ты опять со мной!

Детские губы страстно целуют нежное лицо матери, ее ласковые глаза, ее изящную шляпку. Да, и шляпку тоже!

В ресторане и на кухне отеля «Империал» царит радостное оживление. Любимица постоянных посетителей и персонала, дочка оперного дирижер Пальфи, снова здесь!

Лотта, пардон, Луиза, сидит на своем привычном месте, на своем излюбленном стуле с двумя высокими подушками и с отчаянной храбростью ест омлет с начинкой.

Постоянные посетители, один за другим, подходят к столику, гладят девочку по волосам, ласково похлопывают по плечу, спрашивают, как ей понравилось в пансионе, предполагают, что в Вене, у папы все-таки лучше, кладут на стол разные гостинцы: шоколадки, леденцы, конфеты, цветные карандаши, а один так даже вытащил из кармана маленький старомодный швейный прибор и смущенно признался, что это ему досталось еще от бабушки. Затем, раскланявшись с господином капельмейстером, они возвращаются к своим столикам. Сегодня этим одиноким дяденькам опять все кажется вкуснее.

Но особенно вкусно сегодня господину капельмейстеру. У него, который всегда ставил себе в заслугу пристрастие к одиночеству, свойственное всем «истинно художественным натурам», и который свой несчастливый брак всегда почитал ложным шагом, так сказать, уступкой буржуазности, у него сегодня в высшей степени «нехудожественно» тепло и уютно на сердце. И когда дочка с робкой улыбкой хватает его за руку, словно боясь, что он, чего доброго, удерет от нее, у него комок застревает в горле, хотя он ест отбивную, а вовсе не кнедлики.

А вот и кельнер Франц с новой порцией омлета! Лотта мотает кудрявой головой.

— Господин Франц, я больше не могу!

— Но Луизерль! — укоризненно произносит кельнер. — Это всего лишь пятая порция!

Огорченный господин Франц уносит омлет на кухню, а Лотта, собравшись с духом, заявляет:

— Знаешь, папа, с завтрашнего дня я буду есть то же что и ты!

— Ну и ну! — восклицает господин капельмейстер. — А если я закажу солонину? Ты же не выдержишь! Тебе же будет плохо!

— Когда ты будешь есть солонину, я могу опять съесть омлет, — подавленно соглашается Лотта. (Не так-то это просто — быть своей собственной сестрой!)

А что же дальше? А дальше появляются старый врач — надворный советник Штробль и Пеперль. Пеперль — это собака.

— Смотри, Пеперль! — с улыбкой говорит надворный советник, — Смотри, кто приехал! Беги и скажи Луизе «добрый день!».

Пеперль, виляя хвостом, усердно трусит к столику Пальфи, чтобы сказать «добрый день!» старой подружке Луизерль.

Как бы не так, собаку не проведешь, дудки! Подойдя к столу, Пеперль обнюхал девочку и не поздоровавшись побежал назад, к господину надворному советнику.