Проделки лесовика

Небо очистилось от туч. Солнце припекало. Духота наливала руки и ноги свинцовой тяжестью, пытаясь помешать Юрке срезать ветви кустарника и набрасывать их на связанные кусты. Юрка неумело сооружал шалаш. Под тяжестью набросанных веток кусты наклонились, а он все бросал и бросал новые. Иногда пригибался и заглядывал в шалаш, высматривая, где там остались щели. Большую охапку орешниковых ветвей он сунул внутрь, чтобы устроить постель. Внутри было не очень просторно, пришлось обрезать часть веток из тех, что не столько поддерживали кровлю, сколько мешали. Шалаш вышел неказистым, но от ветра и дождя он обещал спасение.

Юрка перевалился через ствол дерева и вполз в убежище, окончательно выбившись из сил. Глаза застилало туманом. Лег на спину, чувствуя, как его сразу же подхватила упругая волна не то сна, не то забытья.

Возникло ощущение, будто он плывет в никем не управляемой лодке, которую носит по воле прихотливых течений и ветров.

— Ты куда это запропастился?— недовольно спросил Лесовик. Юрка молчал и, как видно, не собирался вступать с лесным хозяином в разговор.

— Смотри мне!— грозно сказал Лесовик, в то же время пытливо вглядываясь в Юркино лицо.

Мальчишка сидел на краю пещеры, Лесовик — напротив, на сосне. Юркин взгляд блуждал над саванной. Погруженный в свои мысли, Юрка не хотел замечать Лесовика.

— Ты что же это?— удивился Лесовик.— Ты мне не рад?!

Из кустов на том берегу выскочил компсогнатус, ящер чуть больше теленка, очень похожий на ощипанную курицу. И бежал-то компсогнатус по-куриному, быстро перебирая задними лапами. Маленькие передние лапы, прижатые к груди, при этом шевелились; казалось, будто ящер перебирает четки. Он подбежал к реке и остановился, подозрительно разглядывая скалы на противоположном берегу. «Если обвалять его в шерсти и пристроить длинные уши — был бы вылитый кенгуру»,— подумал Юрка.

— Ишь, красавчик, хе-хе!— заметил Лесовик.— Не правда ли?— Лесовик пытался «расшевелить» Юрку, и в его голосе слышались заискивающие нотки.— Ты только посмотри, как он вертит головой, сколько в нем страха! — восклицал Лесовик. Но чувствовалось, что маленький ящер интересует его меньше всего. И тогда Юрка демонстративно перевел взгляд направо, в сторону холмов, оставаясь безучастным к восклицаниям Лесовика.

— Его, беднягу, наверное, преследовал дейноних... Смотри, как натужно он дышит!— комментировал Лесовик.— А знаешь, это даже интересно! Вечный страх, испытываемый компсогнатусом перед хищным дейнонихом в течение миллионов лет, приведет к тому, что маленький ящер начнет летать. Видишь, у него гусиная кожа! В этаких пупырышках! Это от страха. Из пупырышек постепенно вырастут перья, а слабые и бесполезные передние лапки превратятся в крылья. Дейнониху придется немало побегать за ним, чтобы позавтракать. Когда компсогнатус по-настоящему взлетит над землей, род дейнониха придет в полный упадок и вымрет. Ах, бедный компсогнатус! Он останется без врага... Он разучится летать, так и не насладившись полетом. Хе-хе! А между прочим, он не кто иной, как предок страуса!

Юрке было интересно, он не пропустил ни единого слова Лесовика, но со стороны казалось, что он ничего не слышал, и Лесовик для него не существовал.

— Строго говоря,— продолжал Лесовик,— мезозой — это время великих неудач и не менее великих свершений природы. Она действовала методом проб и ошибок...

— Ты говоришь так, будто всю жизнь читал газеты и выступал с лекциями! — насмешливо заметил мальчишка. Лесовик смутился, как это бывает с людьми, которые попадают впросак.

— Это нехорошо — говорить, как на лекции?

Юрка презрительно пожал плечами, мол, это настолько плохо, что и говорить не о чем.

— А всё они, люди виноваты!— с досадой воскликнул Лесовик.— Они захламили своими газетами все мои леса! Вначале, когда газет было немного, мне нравилось их рассматривать. Бывало, носишься целыми днями по своим владениям да и заскучаешь. Глядишь, на опушке что-то белеет. Старая газета. Присядешь, возьмешь ее, разгладишь на траве и смотришь, пока в глазах не зарябит. Ломаешь голову — что за непонятные значки да закорючки! Незаметно для себя научился читать. Читал, пока чтение не стало привычкой. Болезненной привычкой! Иногда думаешь: фу ты, напасть, и зачем это я забиваю свою голову всякой мурой?

— А ты не читай муру! Читай то, что интересно!

— А как узнать, что интересно, а что мура?

— Если на плечах голова, а не тыква, узнаешь с первого взгляда.

— Тебе легко говорить,— грустно заметил Лесовик.

Содержимое динозаврового яйца под знойными лучами превратилось в сухую корку. Рыжие муравьи, упираясь голенастыми лапками, отрывали по маленькой крошке и убегали в расселины скалы. Юрка отковырнул ножом кусок желтой корки, понюхал, откусил. Пожевал. Не деликатес, но жевать можно.