Проделки на Кавказе

Прасковья Петровна села с госпожою фон Альтер; муж­чины разместились между собою. Семейство Пустогородовых и Китхен остановились во флигеле дома. Мерлиной; полковник фон Альтер нанял будку на дворе Реброва: она соблазнила его дешевизною и близостью к крепительным ваннам, которые он намеревался брать, по крайней мере, недели две.

Дом Реброва был занят вельможею, флигеля —его сви­тою. На следующий день после приезда Александр отпра­вился туда. Сначала он зашел во флигель, занятый гене­ралом Мешикзебу. В зале с кипою бумаг стоял высокий, черноволосый офицер в сюртуке, весьма привлекательной наружности; возле него —молодой офицер одного из ли­нейных казачьих полков, расположенных по Кубани, в па­радной форме,, с несколькими крестами на груди; в руках он держал письмо, шашку и два пистолета; далее дожи­дались немецкие колонисты в своих серых куртках; у са­мой двери, ведущей во внутренние покои, сидел безмолвный донской офицер, держа книгу в руках вверх ногами и при­творяясь, будто читает.

Александр подошел к офицеру, державшему бумаги, и сказал:

— Позвольте у вас спросить, можно ли видеть генера­ла?

Генерал здесь принимает,—отвечал офицер.

— Скоро выйдет его превосходительство—спросил Пу­стогородов.

— Думаю, скоро. Вот уже час, как я ожидаю его выхо­да,— отвечал офицер, посматривая на часы,— беда! Право, сколько дела не сделаешь, сколько времени потеряешь в этих ожиданиях.

Линейный казачий офицер, корча какой-то бон-тон, по­дошел к Александру, шаркая, и сказал:

— Мое почтение, капитан!

— А, здравствуйте. Откуда вы?..— отвечал Пустогоро­дов.

— С Кубани, прислан кордонным начальником к гене­ралу.

— На Кубани все ли спокойно?

— Как нельзя более! Нигде нет прорывов, ни хищни­чества, ни даже воровства. Этот край окончательно усми­рен: нынешнее лето спокойствие не прерывалось не только по Кубани, но даже и за Кубанью; наши казачки ездят туда за ягодами.

Александр улыбнулся.

— А табун,— возразил он,— отбитый на днях неприяте­лем, вы не ставите в счет хищничества!

Офицер смутился, но потом отвечал:

— Какой табун? Я впервые это слышу, хотя нынеш­нюю только ночь приехал с Кубани.

— Понимаю все эти хитрости!—сказал Пустогородов, отходя прочь.

— Александр Петрович! Наш начальник не хочет, что­бы здесь знали о прорывах нынешнего лета,— примолвил вполголоса подошедший к нему линейный казачий офи­цер,—дабы не подвергнуться суждениям посетителей и всех здесь находящихся.

— Мне какое до этого дело!

В комнату вошел белокурый человек маленького ро­ста. Он был в военном сюртуке, без эполет, расстегнут 'и курил из длинного чубука с прекрасным янтарем. Чер­ты его не имели никакого выражения: какая-то сладкая улыбка придавала ему вид притворной кротости; глаза, словно синий фарфор, были обращены на кончик носа, на темени виднелось безволосое пятно, с отверстие стака­на: это был генерал Мешикзебу. Все присутствующие офицеры при входе его вытянулись, руки по швам; одни колонисты стояли так же вольно, как и до него. Его пре­восходительство, не обращая ни на кого внимания, по­дошел к немцам, приветствовал их ласково и пустился с ними в длинный разговор, содержание которого невоз­можно передать, потому что никто из присутствующих офицеров не знал немецкого языка. Прения, вероятно, были весьма горячие, судя по декламациям одного ры­жего колониста, одетого в синий сюртук из толстого сук­на, побелевшего на швах, и по негодованию, выражавше­муся на лице другого, топавшего с досады отставленною ногой: он стоял подбоченясь и был одет в куртку из крестьянского сукна; из-под ненатянутых панталон его, того же изделия, выглядывала толстая рубашка. Не ста­нем, однако, распространяться в описании этих белоку­рых грубых и наглых пришлецов: кто их не знает! Кто не имел с ними когда-либо дела? Если б встретился та­кой человек, мы предложим ему удовлетворить свое лю­бопытство где-либо в соседстве: колонистов можно найти по всем углам святой Руси; они все на один лад. Заме­тим тут с гордостью, что иностранцы не могут сказать то­го же о нас: мы не нуждаемся в чужом покровительстве, не ищем службы, ни средств к жизни на чужбине, и не проливаем крови своей за чужое отечество. Русское имя слишком дорого нам, чтобы променивать его на другое.

Проговорив более часа с колонистами, его превосхо­дительство раскланялся с ними и подошел к Александру, которого спросил, затянувшись дымом из чубука и выпус­тив ему в лицо:

— Что вам угодно?

— Прибыв к Кисловодским целебным водам, к вашему превосходительству имею честь явиться.

— Вы ранены?

— Точно так.

— Когда?

— Нынешнего года в марте месяце, при отбитии на­шего плена у закубанцев.

— Ваша фамилия?

— Пустогородов.

— А, знаю!— Потом, обратись к линейному казачьему офицеру, спросил:

— Что тебе надобно?

— К вашему превосходительству имею честь явиться,— отвечал офицер, подавая письмо.

— От кого это?— спросил генерал, рассматривая ад­реса.

— От кордонного начальника, с Кубани, ваше превос­ходительство!

— А!.. Здоров ли кордонный начальник?—спросил ге­нерал, распечатывая письмо,—Да, что это у тебя за ору­жие?