Посланцы вскоре возвратились, сопровождаемые пятью верховыми, которые везли трех пленных детей с завязанными глазами: двое из них были мальчики, одна девочка. Али-Карсис просил Пшемафа узнать от детей: кто они, а сам отошел в сторону с одним из пяти приезжих. Это был абрек* шайки нашего карамзады, человек лет за пятьдесят, с несколькими шрамами на лице, хромавший на одну ногу. Отвагою и предприимчивостью он вполне заслуживал звание, которое носил. Истый абрек, он был отреченник от всего земного, не исключая жизни, которою не дорожил нисколько. В грабежах и сечах он всегда был впереди всех и постоянно, все шесть лет, как принял название абрека, изумлял товарищей безумной храбростью.
Пока Али-Карсис беседовал с ним, Пшемаф узнал от детей, что все они были из станицы ***ского полка. Один из них, сын мельника, ночевал с отцом на байдачной мельнице**, вопреки правилам, существующим по кордону. Они не пошли на сборную мельницу***, потому что отец его, пропив ружье свое в кабаке, боялся приказного, который мог потащить его к станичному начальнику****. Бедняк думал, кроме того, предостеречь мельницу от порчи***** в полноводие. Перед светом пробрались к ним в мельницу хищники и, напав на отца, который не сдавался, прикололи его кинжалом, а мальчика потащили за собою. Выходя из мельницы, они увидели на возах двух спящих детей, стороживших хлеб, бывший на первой очереди******, и взяли их также в плен. Мальчик прибавил, что хищники, переправившись чрез Кубань на
** У казаков по Кубани все плывучие мельницы на лодках, называющихся у них
*** Для безопасности назначается мельница, куда должны сходиться на ночь все люди, работающие на прочих; все, исключая азиатцев, должны быть вооружены.
**** На линии все служащие казаки подчинены сотенному начальнику; все не служащие и прочие обыватели подчиняются станичному начальнику, который может быть от простого казака до штаб-офицера.
***** Вода в Кубани вдруг прибывает и вдруг убывает, смотря по погоде
в горах. В полноводие она становится несравненно быстрее.******На байдачных мельницах, как и на прочих, хлеб мелется поочередно.
******* Кожи, снятые целиком с телят и выделанные особым образом: все отверстия наглухо заделываются, исключая одной ноги, в которую вдувают воздух, как в эластические подушки. Посредством приделанных помочей надевается
Пшемаф сообщил Али-Карсису им слышанное. Карамзада велел освободить пленным руки с условием, чтобы они не смели покушаться развязывать себе глаза под опасением строгого наказания плетью и того, что им свяжут
руки крепче прежнего. Он не хотел, чтобы дети видели Пшемафа среди разбойничьей шайки. По приказанию Али-Карсиса им подали воды, по куску соленого овечьего сыра* и по ломтю пресной просяной лепешки. Потом карамзада дал повеление всем абрекам, исключая четырех только что прибывших, готовиться в путь. Хромому он отдал свою заводную лошадь. Вскоре двенадцать отчаянных абреков, в панцирях, один другого молодцеватее, удалее, выехали на лихих серых конях. После предварительных предосторожностей на сторожевых курганах, хромой отправился куда-то с двенадцатью товарищами.
Пшемаф спросил Али-Карсиса, не опасается ли он, чтобы первый его посланный не попался казакам в руки; но разбойник отвечал, что он поехал совсем в другую сторону. «А если б и повстречался с гяурами, он удалой, вывернется, не только из их рук, но даже из когтей самого черта! Он знает изрядно по-русски, следственно, ему не трудно и обмануть казаков».
С этим ответом разбойник растянулся и заснул. Все прочие сделали то же, исключая нескольких человек; одни из них, облокотясь, лежали на бурках и стерегли лошадей; другие смотрели на сторожевые курганы, не подадут ли оттуда какого-либо условного знака. Наконец, один черкес
охранял сон карамзады и его гостя и присматривал за пленными детьми, которые связаны были вместе ногами.
Настало время третьего намаза. Правоверные разбудили Али-Карсиса. Он совершил молитву вместе с Пшемафом и с прочими товарищами. После этого каждый принялся за свое занятие: иные чистили и смазывали оружие, другие выделывали сыромятные ремни, кто пл$л плеть, кто чинил
обувь;
или седло. Перед закатом солнца гонец возвратился. Разбойник, поговорив с ним наедине, подошел к Пшемафу и сказал:— Кунак! Если хочешь, так можешь видеть Кулле нынешнюю ночь; но бежать она не соглашается, говорит: теперь нельзя.
* В большом употреблении у простонародья.
— Благодарен тебе и за то, Али-Карсис! Только надо непременно уговорить ее бежать.