На верхней полке стояли: несколько фарфоровых простых тарелок, вылуженные медные тазы разной величины — от самого маленького до самого огромного, такие же колпаки для варения пилава, медные кувшины с длинными носиками и узкими для умывания и для питья. На стенах висело несколько зеркал, в деревянных высеребренных и вызолоченных рамах. На полу, в одном углу, разостлана была простая постель, на которой сидела старуха, поджав ноги и занимаясь рукоделием. В другом углу на красивом ковре постлан был узенький тиковый тюфячок, набитый шерстью и простеганный разными узорами. В изголовье его лежала длинная пуховая подушка, обтянутая синей шелковой тканью, до половины тюфяка накинуто было теплое одеяло, из пунцового штофа на шерсти и выстеганное красивыми узорами. У камина на низенькой деревянной скамейке сидела девушка лет шестнадцати. Облокотясь руками на колени, она поддерживала прелестное личико свое пальцами, унизанными кольцами. На голове у нее был красивый шелковый платочек, висевший углом к затылку; за ушами было шестнадцать узеньких длинных кос, черных как смоль и лоснящихся, как лучший шамаханский шелк, в ушах блистали золотые серьги; на лбу и на висках из- под платка виднелись волосы, остриженные ровно, как у русских крестьян; тонкие,» выгнутые брови осеняли большие черные глаза, опушенные длинными ресницами; прямой носик будто сторожил две тоненькие, алые губки; подбородок, совершенно круглый и выдававшийся немного вперед, довершал прелесть этого круглого личика, и румянец молодости играл на бархатных щечках красавицы. На длинной роскошной шее висели ожерелья из бус и мелких серебряных монет, на плоской груди, признаке девственности*, в обтяжку был надет пунцовый шелковый бешмет, выстеганный красивыми узорами и полами закрывавший колени. Тонкий перехват стана был опоясан узким белым поясом; рукава бешмета, с разрезом от локтя до кисти, были брошены за плечи, из-под них выходили широкие рубашечные рукава, белые как снег. Под бешметом виднелась белая рубашка, покрывавшая верхнюю часть ног, из под нее выглядывали полосатые шальвары, синие с белым; ноги босые и белые, как пена морская, небрежно опирались на туфли с высокими каблуками.
* Черкешенки до замужества носят род корсетов: их зашивают девятилетних в сыромятные кожи длиною европейских женских корсетов. Девушки остаются так вплоть до замужества,
Взор девы был неподвижен, глубокая и грустная дума туманила ее очи. Вдруг раздался приятный чистый голос; кручина девы изливалась в заунывной песне*:
Уж девять лет, как девицу-сиротку зашили; как девицу кожа теснит!
Не дает она сердцу прядать, не дает она груди развиться.
Сердцу больно, груди тесно!**
Пора, пора молодцу девицу кинжалом от кожи теснящей избавить***; да где же тот молодец?
Сироты одинокой кто схочет? Старику отдадут тебя, девицу, немилому, или в наложницы**** ты попадешь ко владельцу.
У серны есть ноги, убежит она в скалы Кавказа;
у пташки есть крылья, улетит она в чащу дремучего леса; у золоточешуйчатой рыбки есть перья — уплывет она
в воды Кубани.У девицы "ж сиротки нет от злодеев защиты.
Есть у ней молодец! Молодца хвалят! О, верно, защитит он девицу, о, верно, ее освободит он!
Ов собою пригож и удал на коне и ужасен врагам, и страшны . его шашка, кинжал и винтовка, а глаз смертоносен — прицелом винтовки когда направляет он пули полет роковой.
О, счастье рая должно быть — впиваться в любовный взор его смертоносных очей! О, рая блаженство, должно быть — принять на себя его мощной ладони ласканье, и слушать и страстно внимать —
Его благородного сердца биенью.
Не то ожидает сиротку, бездомную девицу Кавказа; о горе, о горе сиротке!
Улетело то время, как девице-красавице гор оставаться сироткой завидная доля была.
Улетело то время, когда продавали черкешенку, девицу-сиротку, купцам истамбульским.»
* У черкесов мало коренных песен; они поют, что им придет на мысль, без рифм и стоп, только разделяя слова на такты.
** Эти кожаные корсеты очень тесны, поэтому у девушек не растут груди; когда же снимут кожу, то груди в три-четыре дня вдруг вырастают.
*** В первую брачную ночь муж должен распороть кинжалом кожу, которая навсегда покидается.
**** У черкесов
Красавицу гор отвозили тогда за море, за долы, за горы,— в далекую даль...
Счастливые
Правоверные!
В гарем падишаха приводили красотку.
В золото, шелк и парчу одевали; каменьем дорогим украшали; перед светлые очи султана выводили,
О, завидная доля, могучее сердце султана пленит! О, великое счастье быть предпочтенною целому рою красавиц!
Услада небесная — жить для любви и быть страстно любимой;
истомы иной не ведать, кроме истомы одних наслаждений!
Старуха прервала певицу.