Проделки небожительницы

– Но я действительно не знаю этот номер телефона, – проговорил Макс гораздо тише, взяв себя в руки, – и не звонил в Петербург никому, кроме тех лиц, о которых вы уже знаете.

– Очень жаль, – Лангман пожал плечами, – я надеюсь, что это недоразумение как-то разъяснится. Но есть еще один вопрос…

– Простите, – перебил его Макс, – если вы не возражаете, я все же закажу себе кофе. Я устал и очень расстроен… – Он взялся за воротничок рубашки и расстегнул верхнюю пуговицу: ему внезапно стало трудно дышать.

– Хорошо, – кивнул Лангман, – тогда мне тоже закажите.

Макс снял трубку и сделал заказ.

– Вполне понятно, – продолжал Лангман, – что вы расстроены. Утеряны большие ценности, принадлежавшие вашему нанимателю, а так как вы отвечали за безопасность их хранения и перевозки, это бросает тень на вашу профессиональную репутацию…

«Ох, зануда, – с ненавистью подумал Макс, – нудит и нудит… Шарахнуть бы его по башке чем-нибудь тяжелым, да нельзя…»

– Но, кроме вашей профессиональной репутации, мне кажется, здесь затронуто нечто большее. По поводу загадочного звонка господину Иванову вы не смогли дать мне удовлетворительных объяснений. А теперь я попрошу вас: откройте свои чемоданы и предъявите мне их содержимое.

Макс побледнел и уставился на своего собеседника, как будто у того на голове вместо волос выросли колючки, как у кактуса. Это просто переходило уже всякие границы!

– Я понимаю необычность своей просьбы, – продолжал Лангман все тем же бесцветным и сухим, как бумага, голосом, – понимаю также, что не могу заставить вас ее выполнить, так как у меня нет соответствующих полномочий, но прошу вас все же сделать это, чтобы продемонстрировать свою добрую волю и желание сотрудничать.

Макс перевел взгляд с Лангмана на свои чемоданы, которые так и стояли посреди комнаты – из-за нервотрепки и хлопот после похищения коллекции он так и не успел их разобрать, даже не прикоснулся к ним после того, как получил в аэропорту.

И теперь, посмотрев на свой багаж, он похолодел. Один из чемоданов, небольшой кожаный, на двух молниях, застегнутых замочком, кто-то явно открывал. Макс отлично помнил, что, упаковывая вещи в Мюнхене, этот чемодан он застегнул несимметрично – одну молнию закрыл на две трети, а вторую – всего на треть, поэтому замочек оказался сбоку, почти на углу чемодана. А сейчас он красовался ровно посередине, в самом центре.

Таможенники – ни в Мюнхене, ни в Петербурге – не рылись в его вещах, не просили открывать чемоданы – он был слишком респектабелен, чтобы его могли принять за террориста или наркокурьера. Значит, тот, кто открывал его чемодан, либо украл что-то, либо что-то подложил. И второе вероятнее, учитывая интерес Лангмана к его багажу. Это явная подстава: ему что-то подбросили в чемодан и потом позвонили в страховую компанию, дали наводку. Он – русский, что сразу делает его более подозрительным в глазах немцев, особенно учитывая то, что кража совершена в России. Каким-то непонятным образом подстроили звонок несуществующему Иванову… короче, из него хотят сделать козла отпущения.

В дверь номера постучали. Макс крикнул:

– Войдите. – И на пороге появилась симпатичная краснощекая горничная в униформе с подносом в руках.

Поставив этот поднос на столик, она начала разливать кофе из кофейника в две коричневые чашки с позолотой. Макс чуть заметным движением толкнул ее под локоть, и кофе пролился на колени Лангману.

Страховщик вскочил с криком:

– Швайне хунд!

«Ага! – злорадно подумал Макс. – Оказывается, ты тоже можешь выйти из себя!»

Горничная перепугалась, что испачкала костюм важному иностранцу, стала, путая слова из разных языков, многословно извиняться и потащила его в ванную комнату, чтобы отмыть пятно на брюках. Лангман, ужасно злой, пытался отделаться от нее и отправить вон из номера, но девушка плохо его понимала и настойчиво тащила в ванную. Он сдался, наконец, отчаявшись прогнать навязчивую девицу.

Как только Лангман и девушка скрылись и в ванной комнате зашумела вода, Макс бросился к злополучному чемодану, расстегнул молнию и вывалил содержимое на ковер. К счастью, там были сложены рубашки и свитера, так что перебрать их не составило большого труда. Прощупав вещи и не найдя ничего подозрительного, Макс расстегнул кожаный несессер с бритвенными принадлежностями. На первый взгляд все было как обычно – бритва, зеркальце, щеточки, пилочки и прочие мелочи, но кожаная стенка несессера показалась ему слишком толстой и тяжелой. Вытащив зеркальце, Макс увидел засунутую за него медную пластинку с чеканным изображением крылатого быка. Тихо выругавшись, он положил печать в карман – ассирийское происхождение пластинки не вызывало у него сомнений.