Продюсер

И Фрост слушал, понимающе кивал, а сам думал одно: как не стать последней жертвой похожего на домовенка Кузи, бывшего продюсера, ибо тот шел к цели самыми прямыми путями. Именно Кузя, он же Нафаня, звонил с телефона Шлица с угрозами всем, кто пытался обидеть его Викулю: Ротману, Гарику и даже Чуку. Именно Кузя организовал донос и натравил СОБР на клуб, едва понял, что Фрост, Ротман и Алим пытаются переговорить о разделе состояния вдовы. И именно Кузя убил Ивана Бессарабского, едва понял, что авторитет продался за миллион зеленых американских тугриков. Дождался передачи денег, подсел в машину и, благо Бессараб от пьющего продюсера такого не ждал, тюкнул его по голове железкой.

Затем пришел и черед Гарика Бестофф. Кузьмин поначалу горячо пытался его убедить поделиться с Викулей, и именно этот голос, лежа на крыше, слышал Митя, а потом рассвирепел и засыпал ему в глотку весь кокс, что был у Гарика. А вот Мите, настигнутому для отмщения той же ночью, повезло — Фадеев свалился в котлован, а мстителя спугнули дорожные рабочие. И Фарфорову, получившему ни с того ни с сего особняк, повезло…

А была еще и слежка за Агушиным — даже в больнице, когда тот навещал Митю. И, разумеется, Кузя лично охранял жену от возможного покушения, и помогал адвокату — тем же звонком-наводкой на ротмановские лицензии, — пока не понял, что и Павлов сделан из того же теста, что и остальные враги его обожаемой Вики.

— И ты хочешь теперь убить не только меня, но и себя? — глотнул Фрост.

Нафаня глянул на охранников Корнея и еще раз демонстративно показал им идущий к взрывателю на поясе шнур:

— Сидеть, суки… — И тут же повернулся к Фросту. — А мне уже все равно. У меня рак простаты. И жить мне осталось немного, а главное, сама эта жизнь будет наполнена такими страданиями, что и смерть — избавление. Я все разузнал. Ну, а вам, сволочи, одно место — в аду.

Фрост вытер взмокшее лицо руками. Беда была в том, что Кузя сидел прямо за ними и прекрасно слышал его циничные разъяснения Артему. По сути, Фрост сам, лично сказал: вот он я — тот, кто отберет у Виктории все до копейки. И вот как я это сделаю! И хрен кто мне помешает.

Корней повернулся к адвокату:

— Может, ты ему что-то скажешь?

Павлов кивнул:

— А знаешь, Корней, скажу…

И тогда Нафаня сжал губы в ниточку и решительно намотал слишком длинный шнур на кулак:

— Вы уже ничего не скажете, падлы!

Аптека

Артем видел все ясно-ясно, словно разглядывал весь процесс на расстоянии локтя. Нафаня рванул за шнур, взрыватель дисциплинированно пыхнул — и… все. Смертник нагнул голову и замер, словно ребенок, разглядывающий, что такое теплое и пахучее вдруг оказалось в его штанах. Поднял голову и непонимающе уставился в пространство перед собой.

— Где марганцовку и глицерин покупал? — прищурился Артем. — На Ле Круа?

Смертник растерянно кивнул.

— Тогда понятно, — сочувственно цокнул Артем. — Европа давно научилась предохраняться от таких вот доморощенных террористов, как ты.

Рядом заворочался совершенно мокрый Фрост, и Артем брезгливо отодвинулся. Пока все это происходило, медиамагнат все время жался к его плечу, а касаться мокрого олигархического тела было неприятно.

— Как это? — все никак не мог смириться с ужасом фиаско смертник.

Артем улыбнулся:

— А все просто. У них в аптеках и марганцовка не марганцовка, и глицерин не глицерин…

И лишь тогда уже очнулась охрана. Они вскочили, рванулись к Нафане, подбили его под ноги, начали крутить руки…

Кузьмин, несмотря на хилый вид, длинные жидкие волосы и болезненную бледность, проявил недюжинную ловкость и силу. Он отбил нападение двух охранников Фроста и уже вознамерился прыгнуть на самого Корнея Львовича. Но мгновенная реакция Павлова остановила бывшего пятиборца. Артем сделал выпад и подсечку. И здесь Нафаня почти увернулся, перепрыгнув через ногу адвоката, но тут же опять наткнулся на его ногу, которая вернулась после подсечки, чтобы пяткой впечататься в грудь незадачливого террориста. Он охнул, захрипел и повалился на пол. Тут уже подоспели очухавшиеся охранники Фроста. Со злостью крутили руки все еще сопротивляющегося Фани-Нафани.

Фрост недоуменно поднял брови:

— Вот здоровый кабан! А с виду — доходяга-доходягой. Откуда только силы берутся!

— Это прежняя закалка. Ведь, насколько мне известно, именно Кузьмин был чемпионом страны по пятиборью. Даже два или три года.

— Вввиы… — промычал с полу связанный Кузя. Рот ему заткнули безопасники, чтобы он ненароком не покусал пассажиров.

Павлов кивнул в ответ:

— Я и говорю: «Три!» Так что прежняя закалка пятиборца позволила Фанечке справиться и с Митей, и с Гариком, и с Бессарабским, ничего удивительного.

— А мне все равно как-то не верится, — поежился Фрост. Глядя на прыть, проявленную Кузьминым при задержании, он боялся даже представить, что мог натворить этот полоумный террорист-спортсмен-продюсер в одном лице, не возьми Корней с собой Павлова. Он и остановил лохматого Нафаню. Фрост передернул плечами:

— Нет. Бред какой-то! А кто же взорвал машину Фарфорова? — ухватился за новую версию Фрост, и его глаза заблестели.