Продюсер

С отечественными певцами все было ясно. Фарфоров уже несколько дней как торчал в Монако, прячась от каких-то странных угроз ареста. Как сказали Алиму, он заперся в номере, где поселился по паспорту своего помощника, и не выходил даже поесть, заказывая все в номер. Клим Чук, покрутившись между клацающими зубами могучими продюсерами типа Гарика, Фроста и Ротмана, спрятался за ягуаров и золотой запас Алимджана и практически стал карманным попкой, ну, или карманной… кому как нравится называть. Основной проблемой оставалось участие в концерте юной звездочки Айи Кисс. По крайней мере, так казалось Алимджану; он ждал встречи с ней достаточно давно и с не свойственной ему нетерпеливостью торопил время и людей.

Несмотря на клятвенные обещания Мити Фадеева обеспечить выступление Айи Кисс, Алим дважды подстраховался. Позвонил Гарику и пообещал простить карточный долг, который возник пару месяцев назад, когда они оказались за одним покерным столом. Тот, естественно, стал рыть носом землю, хотя, скорее всего, засунул этот свой длинный нос сперва в кокс, а затем в чужие дела. В результате чего теперь свободно парит пеплом над грешной землей. Понимая эту его ненадежность, Алим сразу же после Гарика переговорил с Фростом, который лишний раз слов на ветер не бросал, но и пустых обещаний не давал.

— Корней, дорогой, как твой проект этой «медиа»? — издалека начал Алимджан.

— Спасибо, Алимджан Джабраилович, все идет по плану.

— Может, помощь нужна какая?

— Вроде справляемся.

— А что… — закинул удочку Алим, — Шлиц много успел вложить в твой проект?

— Как сказать… — мгновенно отреагировал Фрост на посягновение. — Сложно понять. Больше обещал, нежели сделал.

— Может, я могу его долю выкупить? — дружески нажал Алим.

— Собственно говоря, доли-то и нет никакой… — пошел в отказную Корней. — Нечего выкупать.

— Вот как? Мне кажется, вдова так не считает.

— А что? Что она говорит? Уже обращалась? — задергался Фрост. — У нее нет никаких прав! Юридически ничего нет!

— Как сказать. Как сказать. Жена после смерти мужа, после убийства, на многое имеет право. Ты же знаешь, Корней, эти вопросы не юристами решаются.

На мгновение повисла пауза.

— Что же делать, Алимджан? — выдохнул Фрост. — Вы мне что-то посоветуете?

— Я подумаю. А пока ты мне помоги.

— Я готов! Все, что хотите. Ну, что в моих силах.

Корней был готов, Алим чувствовал это так же ясно, как если бы смотрел ему в глаза.

— В твоих. В твоих. Не волнуйся, канал просить не буду. Не нужен мне ваш телевизионный балаган.

— А что же?

— У меня радость! Внуку любимому пять лет исполняется. Юбилей первый. В Монако хотим отметить, на вилле.

— О! Поздравляю! Хотя заранее не…

— Не волнуйся. Я не суеверный. Я в Аллаха верю. Он все знает и видит. Так вот, моему Алимчику нравится одна певичка молодая. Из этих твоих «конвейеров-шманвейеров».

— Это кто ж?

— Киска такая. Айя Кисс.

— Знаю. Не одному вашему внуку нравится. Красивая девочка.

— Вот ее мне и привези. Сделаешь? Я не обижу. Ты меня знаешь.

Фрост обрадовался:

— Нет вопросов, Алимджан Джабраилович. Будет вашему внуку подарок. Торт с Кисской. Ха-ха.

— О! Молодец ты, Корней! Какой молодец! С полуслова все понимаешь! Ай да Фрост! Только прежде, чем везти ее ко мне в Монако, надо бы опробовать в клубе у Гарика. Понял? У меня там запланирован скромный ужин для своих.

— Ясно. А что за повод?

— Повод пустячный. Пятьдесят лет отмерил на этой земле.

— Ох! Что же вы молчали, Алимджан Джабраилович? Это же такое событие большое!

— Корней Львович, большое событие — это Олимпиада. А день рождения — для друзей, чтобы порадовались и поддержали. И для врагов, чтобы тоже порадовались, что жизнь проходит. Событие скромное. Людей будет немного. Так, самые близкие. Вот для Алимчика ничего жалеть не стану! Пусть самые лучшие приедут. Только не здесь. Зачем город волновать? А день рождения мой используем правильно. Соберемся, поговорим. Дела наши обсудим. Так?

— Так. Понял.

— Вот и хорошо. И ты, Корней Львович, приходи обязательно. Без тебя какой праздник?

— Спасибо. Я приду. С певицей этой все решим. Не волнуйтесь!

— Кто тебе сказал, что я волнуюсь? Я никогда не волнуюсь. Пусть море волнуется и трава в степи. Человек честный всегда должен спокоен быть. Прощай! Жду тебя в «Гоголеффе».

— До свидания, Алимд… — Фрост не успел договорить. Алим в свойственной ему манере всегда обрывал разговор и вешал трубку первым. Любил, чтобы его слово было последним. Всегда.

Али-Баба