Для Мориса детство не было чем-то, из чего можно вырасти. Он по-особому относился к молодым не только потому, что они были его читателями — вообще-то он ненавидел прозвище «автор книжек для малышни», как его часто называли, — но потому, что он хорошо знал чувство ожидания, что его по-настоящему откроют, как ребенок, старательно выполняющий трюк и ждущий одобрения. Хотя его не принимали за умудренного, критически мыслящего человека, Морис в глубине души хотел, чтобы люди знали, что он пишет о человеческой природе, а не только о жизни как детской забаве, и он находил утешение в компании своих любимцев — не оцененных в свое время великих людей: Мелвилла, забытого, пока «Билли Бадд» не восстановил его репутацию; Шуберта, умершего молодым, без гроша в кармане; полускрытого под анонимностью Блейка.
Я навестила Мориса за несколько недель до его смерти в его доме в Коннектикуте. Когда пришло время уезжать, он проводил меня до машины. Он был слаб, при ходьбе опирался на две трости, что заставило меня нервничать, потому что в тот день землю покрывал лед. Когда я опустила стекло в машине, чтобы помахать на прощание, он высоко поднял одну трость, опершись на другую, и эффектно исполнил джигу, чтобы развлечь меня.
Человек, которому восемьдесят три года, пляшет, прилагая огромное усилие, чтобы балансировать на одной ноге на льду. В своей жизни вы можете либо осторожно волочить ноги, либо танцевать. Даже на льду. Выбор за вами.
Своим танцем Морис попрощался со мной не словами, а движением. Такова жизнь. Движение есть жизнь, танец есть жизнь.
Даже великий мастер слова, Уильям Шекспир, знал, как действует окончание пьесы танцем, поэтому он иногда так заканчивал представления в театре «Глобус». Когда в последних словах пьесы разрешались все загадки рассказанной истории, но до того, как разойдется толпа зрителей, он возвращал их в реальный мир — из искусства в жизнь. Актеры снимали маски, музыка начинала играть, а актеры — танцевать на сцене. Шекспир знал, когда нужно было замолчать и танцевать.
Это обет танцовщика. Как нитка, завязанная на пальце и напоминающая вам, что ее нужно крутить.
Я отведу для себя толику времени каждый день, когда, насколько я знаю, никому ничем не обязана и свободна.
Затем я взгляну на свое окружение, на тех, кто живут осознанно, знают свое место в мире, благодарны своему времени и задаются вопросами, которые касаются не только их.
Взявшись за руки, мы встанем в круг, расправив плечи, так чтобы свет омывал наши лица, когда мы кружимся как одно целое.
Потом мы разрываем круг и заворачиваем цепочку внутрь, по спирали, поворачивая вперед и назад, внутрь и наружу.
Так начало становится концом и конец — началом.
Так мы танцуем.
Благодарности
Выражаю благодарность Кэрин Маркус, редактору издательства Simon & Schuster, которая позволила движению найти словесное выражение под обложкой этой книги и продолжала считать, несмотря на угрозу ее психическому здоровью, что из этого может выйти хорошая книга. Джону Карпу, издателю Simon & Schuster, который прислушался к ней; специалистам по продажам Simon & Schuster Кэри Голдстейн, Джулии Проссер, Элизабет Бриден, которые помогли мне настоять на том, что вам нужна эта книга. А также Бекки Коул, которая помогла мне понять, почему я с самого начала не хотела писать эту книгу. Молли Грегори, которая выискала, что за бабочки-голубянки постоянно возникали в моей рукописи. А также Дэвиду Розенталю и Марку Рейтеру, которые издали «Привычку к творчеству» и запустили эту книгу, и Эндрю Уайлю, которому уже долгое время удается выдерживать меня. А также Лауре Шапиро, показавшей мне, каким умным на самом деле был Шекспир.