Продолжай танцевать! Уроки энергичной жизни для 50+ от всемирно известного хореографа

Сейчас, когда я пишу эту книгу, у меня есть четыре режиссера — Сара, Шелли, Сьюзан и Стейси — в разных концах страны, которые готовят мои танцы к представлению на сцене. Все они танцевали со мной больше двух десятилетий. Я создавала для них оригинальные танцы и тысячи часов танцевала вместе с ними в студии.

Сегодня я работаю с ними по-другому. Им всем за шестьдесят, и теперь они занимают другое место на авансцене. Они стали попечителями танца, потому что преподают его. На них лежит обязанность взаимодействовать с нашими молодыми танцовщиками, чтобы они имели понятие о цели танца и чтобы новые представления излучали истину и позитив.

Ставить танец через несколько лет после премьеры нелегко. Как донести свои мысли до зрителя, который, если вспомнить об известном «культе Дилана», желает видеть то же самое шоу, причем исполненным именно так, как тридцать лет назад? Это же невозможное требование. Другие танцовщики, другие фигуры и совершенно другой контекст — другие лидеры, другие войны, другая планета. Так что, когда мы теперь входим в студию, чтобы вернуть танец из нашего общего прошлого, я спрашиваю вместе с моими режиссерами: «Что сейчас востребовано, что живо и актуально?»

По большому счету моя цель состоит в том, чтобы знать, что, когда меня здесь не будет, чтобы приглядывать за ними, я не стану брюзжать, глядя на них с горних высот, потому что в свое время использовала свой шанс, и сделала это хорошо. В конечном итоге это означает, что я должна уступить свое место хозяина танца. Именно так мы и оставляем свой след; мы создаем что-то, что отказывается умирать, и передаем это дальше. Напоминает то, как мы учимся: сначала как ученики, потом уже как мастера… А потом понимаем, что учеба закончилась.

Так происходит в монастыре дзен-буддизма, когда новый ученик поступает в обучение к мастеру. Новичок постоянно нарушает принятые нормы и получает суровые взбучки за невнимание, непоседливость, нетренированность, когда мастер применяет к нему кейсаку, или «воспитательную палку». Да, это больно, но по мере того как ученик перенастраивает свое мышление, включая новые понятия в свой образ мыслей, он становится активным участником собственного обучения. По окончании его мастер кланяется ученику и, нанося ему последний удар, говорит: «Иди и найди себе другого мастера. Я больше ничему не могу научить тебя».

Здесь выигрывают обе стороны, потому что, когда приходит новый ученик, движимый подлинным любопытством, он приносит с собой новизну, а мастер, передавая свои знания, получает взамен энергию от ученика. Получается не столько строгое наставничество, сколько своего рода сотрудничество, и именно так я вижу свои отношения с моими режиссерами. Произнося ритуальные слова: «Я больше ничему не могу научить тебя», мастер выказывает скромность, честное признание пределов своих возможностей и признание той истины, что никто не может знать все. Это последний урок мастера: если вы позволили себе признать, что вы не всезнайка, то вы обрели свободу.

Мой хороший друг писатель Морис Сендак завидовал тому, что мне приходится общаться с танцовщиками, которые на двадцать, а то и на сорок лет моложе меня. Это привилегия тех, кто занимается хореографией, так же как школьный учитель всегда окружен молодежью. Морис ощущал иронию того, что, будучи одним из самых знаменитых авторов детских книг, он не имел своих детей и проводил почти все время либо в одиночестве в своем кабинете, либо в компании взрослых. Он любил приходить на репетиции. Подозреваю, что его зависть не была порождена глубокой потребностью передать свою мудрость молодому поколению, скорее наоборот — он хотел чему-то научиться у молодых.