Когда открыл глаза, происшедшее вспомнилось не сразу. Снег под щекой… Как я здесь оказался? Ах да, подвернул ногу. Тогда почему нет боли? И вообще поврежденной стопы не чувствую… Да и второй — тоже. О, черт, черт! Похоже, обморозился… Немудрено: когда выходил из дому, было за двадцать пять, а сейчас, с наступлением сумерек, вполне возможно, еще холоднее. И руки стали словно чужими, с непослушными, онемевшими пальцами. Пальцы, пальцы!.. Главный, незаменимый инструмент хирурга… Еще немного, и без долгого лечения, а то и ампутации, не обойтись.
Подступившая паника сыграла свою роль. Рванулся в тщетной надежде сделать невозможное — вытащить из ямы намертво застрявшую сломанную голень. Нового болевого удара не было. Вместо него к горлу подступила тошнота, глаза заволокло туманом.
А потом он, неожиданно легко высвободившись из ледяного капкана, с удивительным проворством пополз, почти побежал на четвереньках к жилью, оставляя в снежной целине две борозды, как заправский вездеход-квадроцикл. На дорожке, глядя на него внимательно и удивленно, по-прежнему сидела ворона. Как же ее все-таки зовут? Карл? Клара?.. Да нет же! КАРМА!.. Вот ее настоящее имя. И сущность…
Калитка, при выходе запертая на засов, с его приближением открылась сама. Добравшись до крыльца, снежным барсом взлетел по ступеням. Входная дверь также не оказала сопротивления. Оказавшись в тепле, не стал разуваться, лишь смахнул снег и по-детски резво, на одной ножке, допрыгал до кресла перед жарко пылающим камином. Блаженно погружаясь в упруго-податливые кожаные объятия, подумал: а кто подбросил дров? Не иначе, жена приехала и хлопочет… Щедро плеснул коньяка в оставленный на сервировочном столике бокал.
И внезапно, без всякого перехода, оказался лежащим на мягком горячем песке. Ритмично, негромко и ненавязчиво рокочет морской прибой. Где-то рядом щебечут дети, возводя вечно-недолговечные песчаные замки. Доносится смутно знакомая музыка — «Ламбада»?.. «Сюзанна»?.. Солнце не печет, не жжет, а ласково греет. И подступает сладкая, сладкая дрема…
Ворона, сидя на дереве в нескольких метрах от застывшего в неловкой позе существа, наблюдала за ним пристально и бесстрастно. То, что недавно крикнуло ей «Кыш!» и совсем неподобающее «Брысь!», как мерзкой хвостатой твари на четырех лапах, не шевелилось. Она трезво оценивала ситуацию, прикидывая, когда наконец можно будет попробовать его на вкус. Начинать полагается по обычаю, с глаз. Должна же быть хоть какая-то польза природе от ее «царя»… или, если угодно, «венца»?
Зимняя сказка продолжалась по своим законам. Сказки ведь — не сериалы, в них богатые не плачут и не каждой Золушке достается принц. Темнело. Снегопад постепенно накрывал мир толстым, махровым, но отнюдь не теплым одеялом…
Мороз — милосердный убийца. В отличие от огня, воды и прочих торопливых собратьев по ремеслу этот беспощадный палач не мучает и не истязает свои жертвы. Не омрачает последние мгновения болью и страданием — напротив, дарует сладостные чудесные видения. Погружая приговоренного в сонную пучину, откуда нет возврата, холод парализует волю к сопротивлению, а заодно избавляет от ужаса ожидания неотвратимой гибели.
И душа уходит исподволь, беззаботно, подобно легкой искристой снежинке, только не падающей, а невесомо взлетающей туда, где нет ни горя, ни радости, ни жизни.
Человека не стало. А снег все падал и падал.
Продолжение не следует
Один мужчина, будучи временно холостым по случаю отдыха жены с сынишкой на море, возвращался в свое одинокое жилище со второй смены. У поликлинических хирургов она заканчивается в восемь вечера. Или в двадцать, что корректнее, но не так романтично.
Решил не пользоваться общественным транспортом, пройтись на сон грядущий. Вспомнилось о дефиците насущного на кухне, хлеба в том числе. И заглянул по пути в магазинчик — некрупный, но все в наличии.
Купил насущного, в том числе хлеба, а еще — творожок на утро (ведь ЗОЖ — основа бытия!), пивка для перед сном (потерпит ЗОЖ до утра, никуда не денется!), овощи-фрукты по минимуму… А перед ним в очереди у кассы вполне приличный с виду мужичок попросил у кассирши ма-а-а-ленькую водочку…
Там, в небольшой торговой точке, так заведено — мерзавчики не выставляются на полку самообслуживания, а выдаются при окончательном расчете. Во избежание искушения неприметно поместить таковой в карман или за пазуху.
И так захотелось вдруг нашему мужчине! Вот просто, без повода, вдруг! А почему бы и нет, он холостяк или где, в конце концов? Губы с языком еще и не оформились, а гортань сама собой выдала:
— И мне… коньячку.