Продолжение «Тысячи и одной ночи»

Самолюбивый фараон вознегодовал всей душой: ему ясно дали понять, что у него есть сильный соперник, и величественный посланник сам по себе доказывал, что это так. «Люди — не животные, это верблюды стоят один другого, а человек, говорящий со мною, дороже целой армии! В любых иных устах это было бы оскорбительной дерзостью, он же проявил лишь высочайшую отвагу».

С этой мыслью царь приказал одарить мудреца новым великолепнейшим платьем, а затем обратился к нему с такими словами:

— Ты придешь сюда завтра, Абикам, ибо остался еще один вопрос, на который ты обязан дать ответ. Требования мои к Синкарибу никто не отменял, и всё твое рвение не внушит мне страха перед сопротивлением, которое он может мне оказать. Если ты выйдешь победителем, я расценю твой успех как милость богов и отнесусь к ней с почтением. Но уступишь хоть в малости — ничто не остановит меня в борьбе за свои права.

— Я точно так же буду отстаивать мои, государь, когда дело дойдет до них, — ответил Хикар.

Мнимый Абикам поклонился в знак четвертого прощания с фараоном, когда ему сообщили, что прибыл гонец из Ассирии с письмом к царю Египта. Хикар испросил дозволения принять гонца, взял письмо Синкариба, приложил его сначала к голове своей, а потом к сердцу и передал в руки того, кому оно предназначалось. Фараон вскрыл послание и прочитал:

Синкариб

царь Ассирии, —

фараону царю Египта.

Когда руководствуются разумом и доброй волей, нет разногласий,

которые нельзя уладить.

Поскольку мой слуга Абикам

находится у тебя, он, несомненно, удовлетворяет

твои пожелания. Надеюсь, ты доволен им

так же, как и мною, ибо я не жажду ничего,

кроме мира и дружбы твоей, на которую

рассчитываю так, как если бы ты мне ее обещал.

Я хотел бы, брат мой, говорить тем же языком

со всеми своими соседями, но среди них есть те,

чье честолюбие затмевает их мудрость:

не везде свет разума пробивает себе дорогу.

Я делаю всё, чтобы армия государства моего

достигла такого уровня, который заставит их

пожалеть о малейших попытках нарушить

заключенные ранее договоры, однако мне

не хватает девятисот кантаров[45]^{223}, дабы полностью

расплатиться за приобретенные мною

шестьдесят тысяч боевых колесниц.

Покорнейше прошу выдать мне их вперед,

вручив моему посланнику.

Сей знак доверия твоего

заслужит мое вечное уважение.

Хикар своей мудростью и отвагой привел фараона сначала в удивление, а затем в восхищение, Синкариб же своим письмом вызвал безграничное почтение: послание его доказывало, что сей царь ничуть не беспокоится за то, как его подданный исполняет свой долг, и заранее уверен в успехе. В то же время он, сообщив, что укрепил свою армию шестьюдесятью тысячами боевых колесниц, дал понять, сколь грозной силой обладает. Всё выглядело совсем не так, как уверял Надан посланников фараона. По словам визиря, ассирийский царь хотел изготовить всего сорок тысяч колесниц, да и желание это вряд ли было осуществимым. В письме же Синкариб говорил о шестидесяти тысячах и о том, что ему недостает такой мелочи, как девятьсот кантаров. При любых других обстоятельствах фараон отнесся бы к подобному бахвальству как к игре и попытке ввести в заблуждение, но теперь, получив свиток из рук Абикама, он не решился не принять слова ассирийского царя за чистую монету.

— Абикам, — молвил фараон, — прежде чем я удовлетворю просьбу Синкариба, ты должен построить обещанный воздушный дворец. Исполни свое обязательство, от этого зависит мой ответ твоему государю.

— Соблаговоли, о великий царь, указать место, избранное тобою для этой цели, — отвечал Хикар. — Хотя это маленькое чудо не должно касаться земли, следует всё же определить, над каким местом оно должно находиться и с какими точками на поверхности земли соотноситься. Необходимо также сообщить план здания зодчему, который сопровождает меня и получил приказание учесть твои пожелания. И, наконец, настало время собрать все строительные материалы, дабы твои поденщики передали их в руки моих строителей.