Но нет, все молчат. Никто не рассказывает о битье посуды, о битье словами в постели, о тягостном молчании в саду с розами. Видимо, является государственной тайной то, что даже намек на выражение неодобрения на лице может вызвать резкие скачки давления.
Мы с моим мужем видели друг друга насквозь и хотели друг друга убить. Не знаю, почему. Не знаю, что привело к тому, что я заперлась в ванной и меня рвало в унитаз из-за любви.
Когда я смотрю в глаза лучшему другу, меня переполняет любовь, привязанность и принятие его таким, какой он есть. И друг не трясется от страха быть брошенным, когда ты выходишь за дверь. Друг спокойно видит, как ты уходишь на дни, месяцы. Друг не станет следить за каждым твоим движением, пытаясь увидеть признаки тайного предательства.
Конечно, все дело в сексе. В неизменном сексе, выборе людей. Заговор эгоистичных генов может заставить все машиностроение в области вооружения выглядеть ничтожно с такой же легкостью, как играть в крестики-нолики.
Мой уровень холестерина подскочил так высоко, что мой врач забил тревогу и направил меня к специалисту. И в кабинете кардиолога, пока врач пускал электроды по всему моему телу, я постановила, что, наверное, этот брак был не для меня. В моих куриных мозгах появилась новая повестка дня: убирайся от него к чертовой матери, СЕЙЧАС ЖЕ.
Я сняла небольшую каморку в которой хранились настоящие виниловые записи тридцатилетней давности. Прямо сейчас я слушаю The Band и их песню «The shape I am in». Я чувствую себя нормально. Конечно, у меня горе, но я больше не обезумевшая и не опасная для себя и окружающих. Я гуляла по безлюдным набережным и смотрела на океан, кишащий акулами. Я обсуждала свою личную жизнь со скопами и цаплями, поскольку они хорошие слушатели.
Женщины, конечно, взяли ситуацию в свои руки. Они кормят меня, делают мне массаж, иглоукалывание и поят меня китайскими травами, ищут мне место, где можно поселиться, и советуют мне, наконец, поплакать, ради бога, иначе я никогда не почувствую себя лучше.
Мужчины вежливо остались в стороне, фармацевт заботливо выдает мне лекарства по рецепту, механик молча меняет мне шины с видом «она может взорваться в любой момент».
Прошло уже две недели. Мои джинсы прохудились. Я уверенно выздоравливаю. Как только мне станет лучше, я вернусь в город и сделаю себе вызывающую огромную татуировку в виде собаки, рычащей суки.
Семидесятые
Не помню, когда я в первый раз услышала о новомодном «Освобождении женщин». Помню обложку журнала Life, кажется, что-то о Мисс Америка и бюстгальтерах.
Я ничего не понимала ни в том, ни в другом. Для меня идея женского освобождения ассоциировалась с чем-то неприятным, как будто сварливым. «Кому это надо? Это так странно, кучка сумасшедших, что с ними такое?» — думала я.
Я была слишком погружена в игру в домохозяйку. Я играла серьезно. Я и вправду верила, что устроила свою жизнь, с детскими колясками и домом на окраине всего в миле от моей мамы.
Я не могла даже представить себе существование каких-либо альтернатив. Блин, да я даже не знала, что можно быть матерью, но все равно модно одеваться! О да, и жить настоящей жизнью.
Была ли у меня депрессия? Бесспорно. Знала ли я об этом? Ни фига. Я думала, что жизнь и заключается в лежании в кровати с мрачными мыслями и поедании печенья день заднем, день за днем. Я знала, что как домохозяйка и мать я должна содержать дом без единого пятнышка и приглашать других матерей на чашечку кофе. Но оказывалось, что мне не удается содержать дом в чистоте. Я постоянно находила под кроватью недоеденные сэндвичи и снова оставляла их там.
Ни одна из моих поверхностных дружб с другими мамами, заведенных в основном во время прогулок с ребенком вокруг дома, ни к чему хорошему не приводила. Возможно, другие матери были так же подавлены, как и я. Самым волнующим событием для меня был случай, когда однажды мы с моей подругой Джин обменялись детьми и кормили их грудью. У-хуу! Держите нас!
Можете поверить, что я была такой? Я не могу! Вы, наверное, думаете, что в тот момент, если бы у меня была такая возможность, я заключила бы феминизм в свои объятия и засосала его в горячем поцелуе.
Ничего подобного, я вела себя как раб, которого освободили, но он не хочет покидать плантацию.
Я была в безопасности и скучала. Мы настолько привыкли к тому, что нас всегда отодвигали на второй план, что мы должны заботиться о детях и молчать во время обсуждения политики, что любые перемены пугали.
Многие женщины даже открыто критиковали радикальных феминисток и смеялись над ними! В особенности женщины старшего возраста, которые посвятили большую часть своей жизни поддержке и обслуживанию своих мужчин, женщины, которые пережили много лишений и руководствовались в жизни фальшивой парадигмой.