Проект «Агасфер». Старьевщик

— Да как тебе сказать, Евстратий, — неопределенно ответил собеседник. — Долг сердцу отдал, а напрасно или нет — время покажет!

Послышался троекратный удар колокола, локомотив свистнул, и пол вагона под ногами качнулся.

— Не откажите в любезности, господин Агасфер, сельтерской заказать у проводника, — попросил Медников. — Да и вам, я гляжу, не помешало бы горло промочить… Так вот, теперь о наших, столичных новостях слушайте! Ваша поездка в Европу, скандал с подполковником Генштаба Гриммом и «несчастный случай» с господином Брюхановским в Вене свое дело сделали: Николай Александрович подписал-таки специальную докладную записку о создании Разведывательного отделения[88]. Всего одно слово: «Согласен. Николай» — а сколько ждать пришлось, сколько своей и чужой крови пролить… Зато все как надо получилось! Даже адрес РО никто из министров не знает, — похвастался Медников. — Хотите, назову?

— Раз не назвал сразу, а только спрашиваешь, значит есть у тебя, Евстратий, некие сомнения, — глядя в глаза собеседнику, ответил Агасфер. — Что, неправ я?

— Сомнения не сомнения, а кое-что есть. И давай-ка без обид, господин Агасфер, договоримся: сначала я тебе все новости расскажу, а ты уж сам решишь, надо тебе этот адресок знать или погодить до лучших времен. Большие знания — большие беды, сам знаешь! — Медников как-то очень просто перешел на «ты». — Мы-то с тобой пуд соли съели, не доверять тебе я просто правов не имею, но есть обстоятельства!

— Ну, давай, радуй! — криво усмехнулся Агасфер, стараясь не выказывать обиду.

— Новый директор Департамента полиции у нас с тобой появился, господин Агасфер. Ну, это ты из газеток, поди, знаешь уже?

Тот кивнул.

— И дело это, по моему разумению, мутное. Оказывается, его высокопревосходительство министр внутренних дел господин Плеве не единожды уже Лопухину, правоведу нашему, пост вице-директора предлагал. А правовед все отказывался, не желал под Зволянского идти. И к тому же идейные расхождения у него с господином Плеве были, как и с прежним министром, Сипягиным[89]. Не верил он раньше в министерские благородные побуждения. А нынче, может, приснилось Лопухину, что тот в либералы перекинулся. А тут, когда Сергея Эрастовича в сенаторы и тайные советники задвинули, неожиданно согласился[90]. Он, оказывается, в ужасе был от того, что господин Зволянский себе с законом позволял. Особенно если вопрос политических касался. И решил, что способен исправить дело. А вот так, как мы с Сергеем Эрастовичем тебя от мадам Серафимы спасали, он бы ни за что не поступил!

— Не понял? — удивился Агасфер.

— Выкрутилась ведь почти, стерва. От всего весьма удачно отперлась — и что вместе с Гриммом несколько лет документики в Европу возили, и что таскал русские секреты подполковник из штабов по ее наущению, выполняя требования по покупке побрякушек драгоценных. Были косвенные доказательства, что она и без любовника секреты в Германию продавать ездила. Так вот я и говорю: от всего она отперлась! Даже от покушения на тебя — кабы не те окурочки, что вы с Лавровым в месте ожидания ее кареты нашли.

— Такие египетские папироски половина петербургских дам курит, — все еще не понимал Агасфер.

— Вот-вот, все вы чистенькие, господа законнички, — сплюнул Медников. — Только где бы вы были, если б раб божий Евстратий, по подсказке Зволянского, не подсунул бы к тем уличным окуркам домашние, со следами ее губной помады! Во время обыска Бог или черт надоумил меня несколько штук таких в карман положить. Ну и предъявили их ей вместе с изъятой помадой и заключением какого-то профессора-специалиста, что помада на окурках идентична образцу! — Последние слова Медников, видимо, освоил недавно, потому что произнес их с особым вкусом.

— Извини, Евстратий, но это сродни шулерству в карты!

— Вот тут-то наша Серафима и «поплыла»! И в покушении призналась, и даже в кое-каких европейских «шалостях». Теперь звенеть бы ей кандалами по Владимирскому тракту, но и тут, мерзавка, ход нашла!

— Это какой же?

— Осудили ее в каторгу, а в последний момент кто-то из высоконьких резолюцию на приговор наложил: ограничиться высылкой в город Иркутск!

— Но ведь с окурками это было нечестно! — стоял на своем Агасфер. — В карете она тогда наверняка в мужское платье одета была. И курила всегда через мундштук — откуда бы там помада взялась?

— Значить, по-твоему, господин Агасфер, честнее было бы отпустить Серафиму за недоказанностью? И всю жизнь тебя от нее охранять? Эх, дружище! Вспомнишь еще меня! Не засидится мадам Бергстрем в Иркутске! Снова тут объявится, и тогда держись! Эта стерва в тебе, между прочим, корень зла видит! Поминать тебя не может без зубовного скрежета!

— Ничего! Один раз справился, и в другой раз Бог поможет! — Агасфер покрутил пальцами в воздухе, не найдя слов для определения.