— А вы хитрая лиса, Гельмут! Взяли паузу для того, чтобы как можно лучше сформулировать правдоподобный ответ?
— Не без этого, — согласился немец. — Ход, действительно, выглядит неожиданно, не правда ли? Но иногда самая сложная задача имеет простое решение, Виктор! Можете мне верить, можете нет — но слушайте! В Берлине, беря санкцию руководства на передачу вам старых британских карт, я стопроцентно был уверен в том, что имею дело с Полонским. После скандала, который мне устроили Рунге и этот змееныш Гедеке — причем последний постарался, чтобы даже канцлер узнал о моей промашке, — у меня не осталось другого выхода, как продолжить верить, что вы — не Агасфер! Вы меня понимаете?
— Кажется, да. Отказавшись от предложенной мной акции, вы выглядели бы как старый беззубый пес, потерявший и нюх, и зубы. Если бы вас и не выбросили из разведки, то отодвинули бы на задний план.
— Сформулировано великолепно, Полонский! Кстати, поздравляю: русские все-таки официально обзавелись своей контрразведкой. Итак, каким будет ваш ответный ход?
— Если бы я был Агасфером, мне бы никто не разрешил нанести на ваши карты подлинные минные поля, герр Люциус. У Полонского, кстати говоря, тоже есть выбор: подсунуть вам «липу» и остаться русским патриотом. Или получить свои тридцать сребреников, а потом пойти на каторгу или под расстрел как шпион, предавший Россию.
— Великолепно! — повторил Люциус. — Верно все-таки говорят, что на немецком языке можно только со вкусом ругаться. Но если ты хочешь выразиться сильно и красиво, для этого надо выбрать русский язык! Но, как бы красиво вы ни выражались, Виктор, очень многое зависит от того, что в данном случае считать эквивалентом «иудиных» денег!
— Что вы имеете в виду?
— А если я предложу вам за подлинные карты… себя, господин Полонский?
Агасфер еле сдержался, чтобы изумленно не вскинуть на собеседника брови.
— Вы готовы работать на русскую разведку, герр Люциус? Вы, мэтр германского шпионажа, доверенное лицо канцлера и самого кайзера! Разведчик с четвертьвековым стажем!
— А я уже начал работать, Виктор! — вздохнул немец. — Разверните мою карту и поставьте горячий утюг на Финляндию. Через несколько минут на этом месте проявится мой собственноручный автограф. Своего рода обязательство работать на Россию. Правда, не с завтрашнего дня. Через три года. В общем, вы или ваше руководство все поймете, когда прочтете!
— Любопытно… За три года может случиться многое. Извините, но за это время вы можете умереть, скажем, от какой-либо неизлечимой болезни…
Фон Люциус положил ладонь на протез Агасфера.
— Ну-ну, перестаньте фантазировать, Полонский! Когда вы прочтете, то все, повторяю, поймете! В том числе и то, чем я рисковал, делая эту запись! Давайте хотя бы на остаток этого вечера забудем о рыцарях плаща и кинжала и просто вкусно поужинаем!
— Но я…
— Вам не терпится побежать за горячим утюгом? — невесело рассмеялся немец. — Mit Harren und Hoffen hat’s mancher getroffen[96]
.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Агасфер вернулся в особняк чуть за полночь, проник в дом с черного хода и был встречен, как обычно, Кузьмой со своей громадной фузеей. Узнав приближающегося по садовым дорожкам Агасфера, старик перекрестился, зажег фонарь, открыл дверь.
— Ты почему здесь, а не рядом с хозяином? — выговорил ему Агасфер. — Я же просил тебя не отлучаться от него — мало ли что!
— Он долго бредил после вашего, с позволения сказать, лечения, — оправдывался старик. — Теперь, правда, успокоился. Возле него дежурит человек, так что не беспокойтесь, господин Агасфер! Вас, кстати, поджидает ротмистр Лавров. Он в библиотеке-с…
— Хорошо, я сначала проведаю Андрея Андреевича…
Не включая света, чтобы не беспокоить больного, Агасфер скинул пальто и, лишь иногда подсвечивая фонариком, направился в спальню полковника.
Там было темно, ночник в изголовье почему-то не горел. Агасфер на цыпочках подошел к кровати, открыл защелку фонаря и, отпрыгнув, вскрикнул: в ногах у полковника на корточках сидело какое-то чудище. Нащупав револьвер, Агасфер крикнул шедшему следом Кузьме:
— Включи свет! Тут чертовщина какая-то! Дьявол!
— Да какой же это дьявол! — хихикнул старик, включая верхний свет. — Это же дикарь, который в зоологическом музее у нас жительство имеет! Мотькой я его зову. А что? Спит цельными днями, да жрет только — вот пусть хоть за хозяином присмотрит, думаю… Забыл вас предупредить, конечно — прощения просим, господин Агасфер.
Отмахнувшись от старика, тот подошел к Архипову, прислушался. Тот дышал ровно и сильно.
— Ладно, до утра подождем. Бог даст — обойдется. Ну, старик, ты так и до кондрашки мог меня довести. Гони этого Мотьку в себе в берлогу, дежурь сам! А я в библиотеку…