Проект «Акунин». Как это сделано и зачем

Как видим, используя текст Чехова, идею Стоппарда и детективную схему "труп-мотив-убийца", при минимуме собственноручно написанных слов, Чхартишвили удачно избежал необходимости смыслового сочетания блоков. Кстати, ничто тут не мешает затеять новую деконструкцию, уже на основе деконструкции произведенной: теперь же у нас есть трупы (чучела) животных! Можем предположить, что их не Треплев вовсе перестрелял, а кто-то другой. Дорн, например – локальным истреблением фауны пожелавший привлечь внимание общества к проблеме хищнического природопользования. Или они сами поубивались – в результате действия неизученной радиации.

Акунинская "Чайка", таким образом, демонстрирует метод автора в чистом виде. Именно как способ, цель и смысл. Если в проделанной работе кому-то удастся еще некий смысл обнаружить – пусть бросит в меня камень. Метод тем и хорош, что позволяет составлять любые произвольные конструкции, было бы из чего.

Материалом для создания Фандоринского цикла послужила вся классика мировой литературы и ее детективный жанр в частности. (Говорила же бабушка в детстве, что литература человека обогащает!) Очевидным предтечей Эраста является, конечно, Шерлок Холмс. Безусловно, достойный образ, но компилятору ограничивать себя нет резона, когда наличествуют еще и миссис Марпл, и Эркюль Пуаро, да мало ли! Готовые шаблоны тоже имеются – автор разбирает их на элементарные составляющие, пригодные для формирования текстуальных блоков.

Скелет фабулы всегда создается из актуальных понятий и мифов, близких современному читателю и без труда узнаваемых: военный заговор (путч) с целью захвата власти, конспирология – транснациональные тайные сообщества и секты, киднеппинг, терроризм, киллерство, закулисная (дипломатическая и шпионская) сторона военных действий, интриги в высших эшелонах власти и устранение политических конкурентов. Узнаваемы и детали второго плана, не имеющие непосредственного отношения к конструкту расследуемого преступления: черный пиар, гомосексуализм, общечеловеческие ценности, крышевание бизнеса, разборки преступных группировок. Не важно, какое отношение все перечисленное имеет к позапрошлому веку. Важно, что оно является частью нашего современного коллективного бессознательного. А беллетристика – не историография.

Конструкт фабулы (основная интрига) вставляется в подходящие хронологические рамки. Театр военных действий Русско-Турецкой войны 1877-78 гг – разоблачение шпионажа ("Турецкий гамбит"). История похищения великокняжеского ребенка, естественно, происходит в 1996 году ("Коронация"). Политическое убийство популярного генерала-заговорщика относится в 1882 год, к самому началу царствования Александра Третьего, после убийства его отца ("Смерть Ахиллеса"). Затем на конструкт автор нанизывает текстуальные блоки, позаимствованные из книг великих предшественников. Непосредственно "детективные", как маньяк-потрошитель, составленный из "Парфюмера" и "Хайда" ("Особые поручения"), клуб самоубийц ("Любовница смерти") или противостояние Фандорина своему "профессору Мориарти" в женском облике ("Коронация"). Антуражные – Москва Гиляровского, Бунинское описание многопалубного теплохода ("Левиафан"), Хитровка и ее обитатели из Горького и Лескова ("Любовники смерти"), сцены великосветской жизни и офицерские анекдоты генерала Игнатьева. Характеристики персонажей, отдельные диалоги и монологи при ближайшем рассмотрении тоже выдают авторские первоисточники почти буквально – так в маньяке-потрошителе рядом с Зюскиндом обнаруживаешь "красоту" Достоевского, из леди Эстер выглядывает Настасья Филипповна, из Смерти - Грушенька, бомбист Грин видит "цвета" людей как Наташа Ростова, а его собеседник внезапно оказывается Свидригайловым.

Умберто Эко я не упоминаю в примерах намеренно – можете мысленно поставить его в начало всего списка.

Надо отдать должное Чхартишвили, предварительная деконструкция литературного материала на запчасти производит впечатление, как масштабом, так и филигранностью отдельных инкрустаций из них. Подозреваю, что их составление – одно из немногих творческих удовольствий автора в процессе сборки текстов. Иной абзац, пожалуй, раза в два будет короче списка первоисточников, на которые его можно разобрать. И, несомненно, именно искусное компилирование принимается читателями за "стиль Акунина" и "красоту языка".