Но тут поднос взвился под потолок и, описав круг над моей головой (я присел от неожиданности), на бреющем понесся над столами. Чиркнул по поверхности крайнего столика, завертелся, остановился.
Белобрысый поклонился и сел. Рыженькая засмеялась.
Решив пока ни на что не обижаться, я подошел к столику. В одной тарелке был огненно-красный борщ, в другой - румяная куриная ножка с гарниром. Я протянул руку к стакану - стакан не улетел, не исчез, он был совсем настоящий и очень холодный. Но пахло от него странно - нашатырным спиртом.
Я поднес стакан к губам.
- Ты что? - закричала вдруг рыженькая. - Шуток не понимаешь?
Она нахмурилась, поднос пропал, стакан тоже. Только пальцы мои, державшие его, оставались влажными и холодными.
- А что? - недовольно проговорил белобрысый. - Отличная работа. Сплошные углеводы.
- Знаю я твои углеводы!
Рыженькая встала, подошла к прилавку, отодвинула крышку, оттуда повалил пар.
- Вот твой обед, - сказала она мне. - Бери и не бойся.
У нее были ярко-зеленые глаза, казавшиеся очень светлыми из-за множества веснушек вокруг - на щеках, на носу и даже на лбу.
"Ну ладно, ехидина, - подумал я о белобрысом, - я тебе отплачу!"
Он покосился на меня и сделал вид, что ничего не расслышал.
Обед на сей раз был настоящий, без подвоха, и я наелся досыта. Потом поднялся к себе и до полуночи читал Конан-Дойля. Никто меня больше не беспокоил.
8
На другое утро в семь тридцать стенные часы коротко динькнули раз пять, потом оглушительно зазвонили. Я вскочил, быстро умылся, подошел к шкафу и стал размышлять, что надеть. Мне хотелось обновить синюю форменную куртку с нашивкой на рукаве. На нашивке был изображен купол школы с пальмой под ним и вышиты буквы "ЭШОП": "Экспериментальная Школа Одаренных Переростков". Поколебавшись, я все-таки оделся в свое - в парусиновую куртку и вельветовые брюки: возможно, эта шикарная форма использовалась только в торжественные дни.
Волнуясь ужасно, я спустился в вестибюль.
Я ожидал там встретить таких же, как я, новичков, но увидел только Дроздова. Директор школы явился в парадной форме: синей куртке с нашивкой и белых брюках. Вид у него был какой-то усталый, движения замедленные.
- Ну, как спалось на новом месте? - спросил он меня приветливо. - Ребятки не докучали?
Я покачал головой.
- Добро, добро. Пойдем, я познакомлю тебя с учителями.
Мы вышли на улицу - если можно так сказать о пространстве под куполом. За стеклом, в тайге, было пасмурное и, видимо, холодное утро. Леса колыхались от ветра, по ближнему озеру ходили свинцовые волны, от одного вида которых бросало в озноб. А здесь было тепло и безветренно. Вода в бассейне ярко зеленела, с одной из пальм сорвался и, камнем упав, глухо стукнулся о землю кокос. Мне стало грустно, я вспомнил о маме.
Учебный корпус был маленький, одноэтажный, без окон. Внутри - зеленые пластиковые стены, раздвижные двери, оклеенные коричневой фанерой. На первой двери было написано: " Учительская". Это слово меня успокоило: может быть, ничего необычного, все обойдется.
В учительской сидели два человека, оба в синей униформе. Я понял, что совершил ошибку, выйдя в своем: ведь, если разобраться, для меня это и был самый торжественный день: начало учебы в спецшколе. Один учитель был лысоватый, чернявый, худой, с пронзительным взглядом, другой - добродушный толстяк с седой челкой. Оба бледные и тоже как будто заспанные.
- Познакомься, Андрей, - сказал Дроздов. - Твои наставники. Игорь Степанович Скворцов, общеобразовательные предметы, - он показал на чернявого, к моему удивлению (я почему-то вообразил, что чернявый будет вести автогенку), - и Виктор Васильевич Воробьев, спецпрограмма. Меня можешь звать Аркадием Сергеевичем, фамилия моя тебе известна. Садись.
Я сел на стул около двери. Все трое долго молча меня разглядывали. "Интересно, - подумал я, - блокируются они сейчас или нет? Меня-то им нечего стесняться, друг друга - тем более. Наверно, сейчас они молча меня обсуждают. Очень удобно!"
- Видишь ли, Андрюша, - начал Дроздов, - в нашей школе всего только шесть учеников, ты - седьмой. Из этого можно сделать вывод, что школа наша не совсем обычная. Здесь ты увидишь много любопытного, на первый взгляд необъяснимого.
- Уже увидел, - тонким голоском сказал чернявый (Игорь Степанович). Вчера наши летуны полчаса перед новеньким форсили. А сегодня лежат в своих комнатах как выжатые.
- Значит, с двоими ты уже познакомился, - продолжал Дроздов. - Это Слава Дмитриенко и Лена Кныш, очень способные ребята. Ну, а в бассейне ты плавал с Соней Москвиной. Москвина - серьезная, добрая девочка.
"Это уж точно", - подумал я. Рука еще побаливала.
- А что с плечом? - тут же спросил Дроздов. - Ай-яй-яй, какая неосмотрительность! Вы имейте в виду, Виктор Васильевич, - он обратился к толстяку, - это ваше упущение. Что за самодеятельность! Ей забава, а у мальчика всю ночь болело плечо. Придется Москвину наказать.
"Надо срочно научиться блокировке", - подумал я, и все учителя засмеялись.