Проект «Дом с привидениями»

Пейдж сощурилась, но смотрела только на пиццу. Наверное, боялась услышать ответ.

Я пригляделась к папе: не стыдно ли ему перед Пейдж? Помню, как он покраснел, рассказывая нам о том, что устроился продавать машины. И помню, как Пейдж с ехидством кричала, что он не способен продать даже подержанную «тойоту».

Папа «до» работал в банке. Я так и не запомнила название его должности, но знаю, что место было хорошее. Поэтому мама могла не работать. Папа «после» уже не справлялся с высокими требованиями, предъявляемыми работникам в подобных местах.

– В банке, по правде говоря. Буду специалистом по кредитованию.

Мне это ничего не говорило – отличается новая должность от прежней или нет? – но звучало неплохо. Я закусила губу и подалась вперед, гадая, не думает ли Пейдж о том же самом.

– Не знала, что ты планируешь вернуться к банковскому делу, – съязвила сестра.

Я чуть не прыснула: обычно такие фразочки выдают пожилые дяди с блестящими лысинами и выпирающими животами. А не Пейдж с соусом от пиццы на щеке, неряшливым хвостиком и упавшими на лицо волосами.

– Честно говоря, я сам не знал, чего мне хочется. Вакансий было не особенно много, но, как оказалось, мой бывший коллега теперь управляет ссудным отделом в этом кредитном банке. И он… Ну… Он все понял…

Пейдж кивнула.

Я улыбнулась. Это здорово.

– В общем, начинаю я с понедельника. Работать буду с половины восьмого до половины пятого. Всех это устраивает?

Пейдж прикусила язык – видимо, боялась рассмеяться, потому что папы и так никогда дома не было. Но мы обе кивнули.

Потом я целый час не думала о маме. Забыла про Джизелу, миссис Картер и наш с Исайей проект.

Я поедала крылышки, кашляя от острого, обжигающего горло соуса. Пейдж рассказывала нам о конфликтах с посетителями кафе, а папа подробно описал, как прошло собеседование.

Интересно, неужели теперь так будет всегда? Чтобы вдохнуть глоток такой обычной, повседневной жизни, мне придется сначала пройти через кучу всякой дряни.

Глава шестнадцатая

Около восьми я поднялась к себе в комнату с твердым намерением выполнить домашнее задание. У меня есть и другие уроки, кроме естествознания, а по английскому и математике я сильно отстала. Вот только меня опять притягивали к себе мамины дневники. За сегодня я ни разу их не открывала и уже скучаю по ее словам. Один раз в неделю вполне можно лечь спать попозже. Я пообещала себе следить за временем, уделять чтению не более получаса. Может, мама наведет меня на мысли о том, какие послания оставить папе с Пейдж.

Вряд ли это совпадение – то, что папа нашел работу и мы впервые за много месяцев ужинали вместе, и это меньше чем через неделю после начала проекта.

Обещанные полчаса вылились в два. В этом дневнике мама в основном жаловалась на Пейдж. Десятки страниц были посвящены тяготам жизни с подростком.

«На прошлой неделе я позвонила маме. Она целых десять минут распиналась о моих неэффективных методах воспитания. Видимо, некоторые вещи никогда не меняются. То же самое она говорила о моем подходе к учебе и выборе специальности в колледже.

Но было в ее критике и нечто полезное: я вспомнила свое детство. Раз – и я снова подросток, выслушиваю мамины бесконечные жалобы и наставления. Неудивительно, что тогда я ее ненавидела.

Мне вспомнилось все, что я говорила Пейдж на этой неделе, и – вот неожиданность! – в основном это были указания о том, что ей делать, как думать, какую одежду носить. Не удивительно, что она начинает тихо меня ненавидеть. Ставлю перед собой новую цель: сдерживаться и больше ей позволять. Нет, не пьянство, наркотики, секс и прочие серьезные вещи. Но голубые пряди у нее в волосах я переживу».

Пряди были ужасные. В момент слабости, что у Пейдж бывало редко, она даже призналась, что жалеет о мелировании, но маме об этом сказать не решается. Интересно, гложет ли сестру это сейчас? Ведь есть слова, которые так хотелось произнести, и слова, о которых жалеешь.

У меня есть несколько таких.

Например: «Мама, на самом деле это я испортила твое жемчужное ожерелье. Знаю, ты всегда меня подозревала, но мне было очень страшно признаться».

Или: «Я вовсе не хотела сказать, что мне за тебя стыдно».

Вспоминаем ли мы обо всем этом, покидая наш мир? И что лучше – помнить или забыть?