Проект «Джейн Остен»

Обзаведясь двойкой красивых гнедых лошадей, конюхом-кучером и подержанным, но элегантным ландо, мы вступили в новый социальный круг — общество людей, которым нечем было заняться, кроме выездов: для удовольствия катались по паркам, с более конкретными целями — по сумасшедшим улицам Лондона. Мы часто ездили за покупками: за одеждой, провизией, писчебумажными принадлежностями, зонтиками от солнца, ридикюлями, веерами, лентами, домашней утварью, — и это занятие сильно меня нервировало, ведь столько всего могло пойти не так. Но от самих поездок в экипаже я получала только удовольствие: в мире, где по умолчанию все передвигались со скоростью пешехода, я находила быстрое перемещение изумительным — рискованность его пугала, но в то же время бодрила.

С прислугой по-прежнему все было сложно. Я с самого начала знала, что для нашего образа жизни требуется больше слуг; Дэшвуды из «Чувства и чувствительности», после переезда в Девоншир вынужденные перебиваться на пятьсот фунтов в год, обходились всего двумя служанками и одним слугой, что сигнализировало о заметном шаге вниз по социальной лестнице.

Да, Том, бывший трубочист, который впервые в жизни стал есть досыта, действительно помогал всюду, где успевал: выполнял кухонные поручения миссис Смит — драил кастрюли, крутил вéртел в жаровне — и всегда был на подхвате у Грейс. Но он был еще мал, и дела у Грейс все равно не заканчивались. Судя по всему, она плохо справлялась с вытиранием пыли — однажды ранним утром я услышала, как Дженкс выговаривает ей за это тихим, но ядовитым голосом. Ящики для угля иногда подолгу стояли пустыми; пару раз она не заправила мне постель, так что я стала делать это сама.

Я решила повысить ее до камеристки и подыскать другую горничную. Мне нравилась Грейс; трудолюбивая и педантичная, она, похоже, была твердо намерена выжать максимум из своей безрадостной жизни: оставшись сиротой в одиннадцать лет, она с тех самых пор ходила в прислугах. Я больше не успевала самостоятельно одеваться, укладывать волосы и следить за порядком в своем растущем гардеробе и в таких деликатных вопросах предпочла бы обратиться за помощью к ней, а не нанимать для этого незнакомого человека. Отсутствие опыта работы камеристкой в ее случае было скорее плюсом: она не станет сравнивать меня с другими, более искушенными леди. Грейс — или Норт, как мне теперь приходилось ее называть, поскольку камеристка заслуживала обращения по фамилии, — предложила в качестве кандидатки на роль горничной свою младшую сестру Дженни. Та прежде служила в бельевой лавке в Чипсайде, где в одиночку выполняла всю работу по хозяйству, и обращались с ней там скверно — так по секрету сообщила мне Норт.

Сестра миссис Смит, Сара, которая пришла нам на помощь во время приготовлений к званому ужину, осталась работать на кухне. Наши новые слуги — лакей Роберт и отвечавший за экипаж и лошадей Уилкокс — привыкли к неуютному сосуществованию с Дженксом. Тот теперь считался старшим лакеем — а в теории вообще дворецким, — но приоритет отдавал своей второстепенной роли камердинера Лиама, отчего на красавчика Роберта свалилась прорва работы по дому. Роберт мне нравился, а вот к Дженксу я питала отвращение, поскольку подозревала, что он подслушивает под дверьми, и была уверена, что он меня недолюбливает. То, как он смотрел, или скорее избегал смотреть, на меня, тон его голоса — все указывало мне на мое место, тогда как с Лиамом он вел себя почтительно и чуть ли не по-холуйски угодливо.

Восемь наемных работников — подобающее количество прислуги для тех, за кого мы себя выдавали, — были целой толпой. Находиться в их окружении было все равно что управлять небольшим бизнесом, где сотрудники никогда не расходятся по домам. И если нам и раньше недоставало приватности, то теперь мы окончательно ее лишились. Чтобы обсудить что-нибудь без опаски быть подслушанными, нам с Лиамом приходилось переговариваться шепотом, отправляться на пешую прогулку или выезжать в экипаже в Гайд-парк или еще дальше, в сторону Хампстед-Хит, где Лондон переходил в пригород. Наш дом больше нам не принадлежал, и я иногда скучала по отсутствию условностей и хаосу тех, казалось, давно ушедших в прошлое дней, когда у нас было всего трое слуг.

Ужин имел успех — так я, по крайней мере, думала, пока Генри Остен не пропал из виду. После званого ужина у себя дома Генри успел пригласить нас на чай, съездить с Лиамом на конный аукцион «Таттерсоллз» и помочь ему с выбором лошадей — и это не считая того примечательного дня, когда он заявился к нам с «Гордостью и предубеждением». Позже он принял от нас приглашение на чай, но затем прислал вежливое письмо с отказом, сославшись на непредвиденные дела в банке, из-за которых ему пришлось покинуть город. В том же письме он пообещал скоро вернуться и навестить нас, но так этого и не сделал.