Проект «Феникс»

— Постоянно, постоянно в голове крутятся одни и те же фразы. Почему на месте Клары не оказалась Жюльетта? Почему полицейские нашли в доме Царно Клару, а не ее сестренку? Почему он пощадил Жюльетту и хорошо с ней обращался? Столько всяких «почему», от которых мне не избавиться, пока я окончательно не похороню Царно. — Она вздохнула. — Думаешь, он похоронен? Нет, он жив, он жив, пока жив посредник между ним и мной: тот, кто убил Тернэ и Еву Лутц. Этот убийца не останавливается на полпути. Мы не понимаем, что делалось в голове у Царно, но другие это знают, я уверена. И я хочу, я должна отыскать убийцу. На карту поставлена жизнь Жюльетты, жизнь детей, которых она родит, когда вырастет. Мама сказала, что любые конфликты надо разрешать, надо противостоять им, а не закапывать их в землю. На всё надо находить ответы, чтобы это «всё» закончилось.

Люси глотнула из бутылки. Выпила она немного, но пиво уже оказывало свое действие. А Франк разволновался и сам чуть не плакал: на карту поставлена жизнь Жюльетты, жизнь детей, которых она родит, когда вырастет…

— Мы погрязли с головой, Франк! Жестокость… Всё как в прошлом году, только… только на этот раз насилие простирается во времени, а не в пространстве. И это так странно — что это насилие, эта жестокость нас до такой степени задевают, тебя, меня. Как будто…

— Как будто преследуют нас самих.

Они опять замолчали. Молчание было тягостным, неловкость нарастала.

— Мы с тобой одинаковые, — решилась Люси. — Мы всегда хотим вникнуть в суть дела, чего бы это ни стоило.

Шарко выключил компьютер. На самом деле он даже не знал, зачем подошел к нему, разве только затем, чтобы не смотреть на Люси, не встретиться с ней взглядом даже случайно.

— Прости, но со мной уже все кончено. Со мной давным-давно все кончено.

— Ничего не кончено, раз ты тут, передо мной, несмотря на боль и гнев, которые тебя одолевают.

— Ты себе не представляешь, что такое — мой гнев.

— Но могу его ощущать. Франк, пожалуйста, не оставляй меня без ответа. Не прогоняй меня. Разреши мне участвовать в расследовании. Остаться рядом с тобой.

Шарко судорожно вцепился в мышку, но сидел неподвижно. Он никак не мог прийти хотя бы к какому-нибудь решению. А ей, уставшей от этих долгих пауз, от бесконечного ожидания, стало нехорошо, она поплыла. Если по доспехам, которые кажутся непробиваемыми, бить и бить мечом или даже шпагой, металл в конце концов рассыплется от дуновения ветерка. Люси медленно, очень медленно развернулась и, шатаясь, пошла к двери. Голова у нее кружилась, перед глазами мелькали черные мухи, мерцали звезды. Усталость, нервы, километры дороги, оставшиеся позади со вчерашнего дня…

— Прости… прости, что тебя побеспокоила, — еле выговорила она.

Шарко вскочил и бросился к двери. Перегородил собой выход. Склонился к Люси, чтобы поддержать ее, и она, прижавшись лицом к его плечу, с трудом удерживаясь, чтобы не потерять сознание, дала наконец волю слезам.

Когда Шарко уложил ее на диван и вернулся с одеялом, она, сжавшись в комочек, спала. Он вздохнул, сел рядом, принялся нежно гладить ее по лицу, его терзали сожаления и угрызения совести.

Так он просидел довольно долго, потом снова вздохнул, встал и отправился в спальню.

Ему казалось, сон длился час или два, не больше, да и какой это сон — так, нечто среднее между реальностью и кошмаром. Картинки, голоса, безумные мысли… Еще чуть-чуть — и рассудок ему изменит. Он знал, что Люси совсем рядом, понимал, какая она хрупкая, и ненавидел сам себя. Его не покидало ощущение, что его рассекли надвое. Заново пережить все пережитое, заново пережить страдания, бедствия и тоску, которым он дал приют в своем сердце…

В половине восьмого утра, когда Шарко лежал на спине, глядя в потолок и напоминая покойника, выставленного для прощания в траурном зале, ему позвонил Паскаль Робийяр.

Лейтенант узнал, кто был этот парнишка в черной пижаме.

Его звали Даниэль Мюлье.

Он сбежал из специализированного интерната в XIV округе Парижа.

Аутист…

26

Шарко — на цыпочках, чтобы не разбудить Люси, — вышел из комнаты, быстро умылся и нацарапал несколько слов на клочке бумаги. И все. Никакого кофе, никакого радио, никакого шума. Беглый взгляд в сторону молодой женщины, мучительное желание обнять ее, прижать к себе перед расставанием, от которого сердце рвется на части. Стремление расстаться с ней навсегда боролось в нем с надеждой, что он найдет ее у себя дома, когда вернется. Способен ли он подарить ей хоть чуточку тепла? Способен ли он ей помочь, сделать так, чтобы ей не страшно было смотреть в будущее? Или, скорее, это она может ему помочь?

Хмурый, уже шумный город, пробки, проехать туда, куда надо, трудно, вопросов полна голова. Комиссар припарковался на стоянке интерната под названием «Блаженство» и пошел здороваться с младшим коллегой, который тоже только что подъехал и сейчас, привалившись к своей машине, прикуривал сигарету. Глаза у Леваллуа были опухшие.

— Ну и как вскрытие? — спросил комиссар, пожимая ему руку.