Он потому здесь и оказался. Типа проверки, в экстремальных условиях. И даже сомнений не возникло, когда предложили. Полная уверенность, что он справится, из любой ситуации выкрутится. И то, что окажется среди тех ещё отморозков и моральных уродов, его не испугало, нисколько.
Их вытащили из тюрьмы, малолетних преступников. Набрали отбросов, потому что не жалко, наплели, что скостят срок или вообще выпустят, когда они вернутся. И, скорее всего, ещё чего-то наплели, но никак не правду. Что запустят в другой мир, словно партию лабораторных крыс, и будут смотреть: выживут ‒ не выживут и как долго протянут.
Даже видимость особой подготовки создали, обеспечили походной одеждой, запасами продовольствия. А потом выкинули в незнакомый мир мощным равнодушным пинком.
Никто и не думал об их возвращении. Только Филину достались особые привилегии и доступ к аппаратуре, возможность послать сигнал об открытии портала.
Его отправили в качестве присутствующего наблюдателя, дополнительно к датчикам, вживляемым в обязательном порядке любому заключённому. По тем можно было только отследить местонахождения и определить, жив носитель или мёртв, а Филин подробно докладывал о происходящем.
Никто другой с этой обязанностью не справился бы, давно бы прикончили. Они и между собой разборки устроили, как только поняли в какой заднице оказались, срывали злость друг на друге. И с Филином пытались разделаться, только обломались быстро. К нему незаметно не подкрадёшься, и на чужую угрозу ему есть чем ответить, и предельно ясно, кто при этом в накладе окажется. Поэтому быстро признали его исключительность и особое право, и отступились. А он и не сомневался, что так будет, и сейчас намерен не только наблюдать со стороны, вмешаться.
Вдали по-прежнему звучали выстрелы. Вторую команду не удалось застать врасплох.
Филин подобрал с земли пистолет, обронённый Кривым. Давно он не держал в руках огнестрела. Пальцы обхватили прохладную ребристую рукоять, и это касание показалось каким-то особенным, значимым. Восприятие сосредоточилось в сжимавшей оружие ладони.
И опять нахлынуло странное ощущение, особенно при взгляде на рыженькую, пустыми глазами смотрящую в небо, на бурые пятна у неё на одежде. И опять реальность поплыла, пытаясь унести куда-то. Филин вскинул руку, прицелился в один из древесных стволов, указательный палец лёг на спусковой крючок, надавил легонько.
Да что с ним? Захотелось пострелять просто так? Но и без того патронов немного.
Он опять подошёл к девушке, осмотрел кобуру, вытащил два запасных магазина, засунул в карман и снова углубился в заросли. Может, хоть теперь он не опоздает?
Лес отвечал отзвуком на каждый выстрел, будто тоже участвовал или пытался заучить наизусть происходящее и вспоминать потом, когда больше никого постороннего не останется. Филин легко определял направление по слуху. Стреляли с двух противоположных сторон, по нескольку стволов на каждую группу. Звуки накладывались друг на друга. Он не мог точно сказать с какой стороны, кто, но достаточно увидеть, чтобы определить. Своих-то питомцев Филин легко отличит от кого угодно. И вышел он удачно, ближе к ним.
Его не заметили, потому что не ожидали, и Филин без особого напряга снял одного стрелка. И, кажется, никто толком ничего не понял, что это был за выстрел неизвестно откуда, прозвучавший в случайное мгновенье тишины, после которого раздался короткий вскрик, и кусты затрепыхались, когда в них рухнуло тело. А потом и второй словил пулю. Не от Филина. От кого из тех, новеньких. Обозлился, забыл про осмотрительность, подставился. Ну и заработал. Немного постоял, пошатываясь, попытался ещё раз вскинуть руку и выстрелить, но только взмахнул пистолетом, прежде чем тоже повалиться на землю.
И тишина воцарилась, настороженная, напряжённая. В такую вслушиваешься с недоверием, ожидая подвоха.
Филин не стал обнаруживать своего присутствия. Во-первых, не уверен был, что из отморозков никого в живых не осталось, во-вторых, никакой гарантии, что и другие, увидев его, тут же не пристрелят, приняв за одного из напавших на них уродов. И объяснить ничего не успеешь, слушать не будут, не захотят зря рисковать. Поэтому он затаился до времени, отодвинулся подальше, чтобы его случайно не заметили, и наблюдал. Как ему и полагалось.
Какое-то время ничего не менялось, та же тишина, наполненная ожиданием. Оно, словно аромат, разливалось в воздухе и чувствительно давило на нервы. Так едва заметный запах дыма сообщает о приближающейся катастрофе ‒ лесном пожаре.