Яво встал и отправился в погреб. Открыв один кувшин, другой, третий, он стал пробовать. Везде одинаково. Одинаково паршиво. Это было что-то вроде воды из мутного грязного колодца.
– Почему мое вино превратилось в мертвечинную похлебку? Что это за дерьмо?!
– Я не знаю, господин, я клянусь, я не понимаю…
– Выкинь все это из моего дома!
Ему крайним образом хотелось выпить. Долго думать не пришлось, и Яво отправился в бордель. У хозяина всегда было отличное вино. Там-то он найдет, чем смочить трубы. Да и ласку женскую заодно.
Деметра по уходу хозяина из дома налила себе в кубок из того же кувшина.
– И чего он жалуется. Вино то недурное, – облизав губы, сказала служанка и спрятала все кувшины под полом в своих покоях.
В эти поздние часы на улице стоял едкий запах разврата, который, конечно, был не понаслышке знаком Яво. Он шел быстро и старался не засматриваться в темные закоулки, из которых доносились громкие женские стоны. Издалека он увидел знакомую фигуру в белых одеждах, стоящую у борделя.
– Досточтимый вождь, приветствую тебя!
– Привет и тебе, Сафар.
Хозяин поклонился и сопроводил его в свой отдельный придел. Текущее по голым танцующим женщинам вино разжигало в Яво жажду и низменные страсти.
– Что-то я совсем потерял вкус к хорошей выпивке, Сафар. А у тебя, я знаю, она самая отменная.
– Истинно так, дорогой Яво, истинно так, – с гордо вытянутым подбородком подтвердил Сафар.
– Народ жалобами одолевает каждый день. Хочется затуманить разум, забыть обо всех заботах на время…
– И правильно! А чего мучить себя? Унывать и заботиться это большой грех! У нас поэтому и засуха. Не ценят даров властелина! Только ропщут и ропщут. Знаешь, что я думаю? Это одновременно и наказание, и испытание от владыки. Он хочет проявить в нас благодарность и тягу к блаженству. А наш народ вовсе забыл про все прелести жизни.
– Может ты и прав, Сафар. Ну, давай же, исполним завет его и окунемся в сладостное море безрассудства! – торжественно произнес Яво и чокнулся чарками с хозяином.
Он глотнул напитка и замер.
«Та же самая дрянь. Как такое возможно? Сафар делает вино сам. Мы оба не могли купить его у одного торговца».
Яво схватил чашку хозяина и выпил из нее.
«О нет! Я проклят!»
– Эхех, так сильно мучает жажда? – подколол его Сафар.
Яво погрузился во фрустрацию. После длинной паузы он ответил:
– Да… Слушай, мне бы женщину. С большими формами. Организуешь?
– Ясное дело, вождь. Сейчас подберем.
Сафар сопроводил его в отдельную комнату. А через пару минут вернулся с девицей:
– Прошу любить, жаловать и все, что хочешь на твое усмотрение. Умопомрачительная Альсина!
Изысканные наряды девушки, еле прикрывающие пышную грудь, ослепляли и будто призывали «Сними нас и выбрось вон!»
– Оставляю вас наедине. Приятно провести ночь, – закрывая плотный занавес, пожелал Сафар.
Она приблизилась к Яво и начала его раздевать. Он чувствовал ее нежные, будоражащие прикосновения, вздымающийся от малейших вдохов бюст. Однако его маленький друг, казалось, пребывал в глубокой спячке и даже не помышлял о пробуждении. Подумать только. Искуснейшего в этом деле, как никто другой, удовлетворившего ни одну дюжину северянок, постиг такой неприятный сюрприз. Альсина старалась угодить и разжечь его кровь, но тот был холоден, как мерзлый иней.
Яво охватила апатия. Он потерял самое драгоценное в своей жизни: удовольствие от женской ласки.
– Ты меня не хочешь, вождь?
Он в ужасе оттолкнул ее и выбежал из комнаты, не чуя ног.
– Ты уже уходишь, Яво? Она что-то не так сделала? – осведомился Сафар.
– Нет, все нормально. Мне сегодня не по себе, – промямлил Яво и покинул бордель.
Было лишь одно место, куда ему оставалось податься.
– Почему ты меня караешь?! Почему ты меня оставил?
От его криков и биений головой об пол дрожали стены храма.
– Зачем ты отнимаешь у меня вкус жизни? Что я не так сделал? – вопиял Яво, стоя на коленях перед огромной каменной статуей с бараньими рогами и телом адаманта.
Слева от вождя стоял шестиствольный золотой светильник, справа – чревонабивной стол. Служба в храме обычно начиналась с пира. Вдоволь насытившихся по очереди обмазывали елеем и приглашали к жертвеннику, который стоял перед безликой статуей Денезиса. Пары сношались прямо на жертвеннике. По окончании мужчины возливали на него свое семя и с чувством отданного долга восклицали: «Слава властелину!»
В упреках и вопрошаниях Яво провел в храме полночи и уснул прямо на полу.
Наутро чувствовалась сильная ломка в теле. Он серьезно истер колени и слегка покалечил лоб в молитвенном пылу. Все же, это не могло так болезненно отразиться.
Яво вышел из храма и закрылся рукой от солнца. Этим утром оно какое-то по-особенному слепящее и даже противное.
С трудом привыкнув к свету, он обнаружил на своей руке черные обугленные наросты. Яво с ужасом снял облачение и стал осматривать себя везде. Все его тело было покрыто уродливыми струпьями.
Леденящий душу истошный крик раздался по округе и ознаменовал значительную перемену в жизни бывшего вождя северного племени.