Проект "Плеяда"

— Его наведешь, — усмехнулся якут, — мне с ним удалось встретиться уже в горах только, куда он ушел со своими ребятами. Вернее не с ним, с разведчиками из его отряда. Ну и договорились, что я вас выведу как раз к засаде. Там и выбора особого не было, по правде сказать, мимо бы не прошли.

— Ну и дураки были, — Илта нашла в себе силы усмехнуться, — возле медвежьей скалы свои игры устроили. Счастье твое, что «медвежий онгон» еще и тебя не пригреб. А потом ты во время своей «разведки» дошел до Таксимо, верно?

— Верно, — Илта почти видела в темноте, как кивает якут, — не совсем до Таксимо, до ближайшего поста. Там связались с кем надо, обмозговали тот спектакль. Но после того, как и он провалился, я понял, что так просто на тебя управу не найдешь. Меня старики учили — если и убьешь шаманку, потом ее дух тебя все равно со свету сживет. Вот я и придумал, как это русские говорят, «клин клином».

— Завел нас в избу с чертовой мельницей, — произнесла Илта, — что хоть за тварь там?

— Чего же ты так, — рассмеялся Степанов, — там почти собрат твой обитает. Давно еще, когда я охотился в здешних краях, местные старожилы рассказывали байку. Мол когда русские тут селились, оказался среди них сильный шаман, колдун по-ихнему. Откуда-то с Белого моря пришел, какой-то там Терский берег. Сильный был: много знал, много умел, с духами вод и лесов шибко дружил. За какие-то дела давние его и изгнали с родных мест, а он сюда подался, на отшибе и избу построил и мельницу завел. Много работников у него было, разбогател на омуле в Прибайкалье. Слово он знал какое-то, что у всех остальных рыба то есть, то нет, а он хоть в ясный день, хоть в непогоду, завсегда с полной лодкой улова возвращается. Ну и просили у него услуги всякой — на приворот, на порчу, на удачу в охоте. Разбогател, избу построил, мельницу — вон там где лужок сейчас, раньше поле его было. Только прежних повадок не оставил — все кто тут рыбу ловить или зверя бить вздумал, прежде должен был к нему с подарками идти. Иначе удачи тебе здесь не будет, а то и сгинешь ни за чих собачий. А как умирал русский шаман, работника позвал да сказал: «Как буду совсем недужен — вы меня в гроб положите, водой речной умойте, да так и пустите вниз по реке, крышкой не закрывайте, толко холстину чистую сверху накиньте. Жалую вам напоследок по полтораста целковых каждому, а после смерти моей идите куда хотите. А кого встретите, тому скажите: хоть и мертв Ермил-ворогун, да сила его при нем осталась.» Так и ушел он под воду, водяным чертом стал, а повадок прежних не оставил. Кто захочет через его края пройти, рыбу тут ловить или еще что — сперва пусть жертву принесет. А кто в его избе да на мельнице заночует — так тот и вовсе пропащий. Идти ему теперь в слуги водяному…если только жертвой не отдарится, человеческой.

— Так вот ты как решил, значит, — сообразила Илта, — нами с Юрой откупится. То то ты когда за дровами ходил, ты ведь еще и бревна подходящие высматривал, чтобы дверь да окно подпереть. Интересно, кто окно там заколотил?

— Да вот я и заколотил, — во тьме усмехнулся якут, — говорю же, охотился я тут раньше. С человечком одним, непогодой нас сюда загнало. Только больно сны поганые снится начали, млится стало всякое, голос такой гнусный в ухо шептал. Я тогда встал, напарника оглушил и кинул в мельницу. Окно заколотил, на второе уж гвоздей не хватило, его я, как и сейчас бревном подпер. А как Ермил-водяной пришел он напарника моего под воду и уволок. Он мог бы и нас обоих там ухайдокать, да так не хочет — по нраву ему, когда жертвы приносят. Мол, не нечисть он болотная, а как бы и речной бог. Так что Илта, уж ты не взыщи, но придется тебе обратно возвращаться — коль уж с первого раза не получилось, пойдешь одна ты Ермилу в жертву. Меньше, чем я хотел, зато девка — ему их не часто дарят.

Тени в темноте зашевелились и наружу выступил Степанов. Глаза его казались уже чем обычно, лунный свет причудливо освещал лицо с глумливой улыбкой, делавшей его похожим на плохо сделанную маску. В руках он держал направленный на Илту СКТ.

— Ну уж не взыщи, что так именно твой поход кончился, — усмехнулся он, — шагай давай! До утра управится надо. И без глупостей, а то ногу прострелю, свяжу и и за волосы отволоку. Так хоть руки свободны будут, когда Ермил-абаасы придет.

— Скажи, зачем тебе это нужно? — спросила Илта, — ведь не поверю, что ты за идею жизнью рискуешь. Знаю я большевистских фанатиков, ты на них не похож. Неужели ты не видишь, что Совдепия проигрывает эту войну?